- Ты, я вижу, и впрямь переменился: из молодого священника стал старым дьяволом.
И они сели рядышком возле жаркого огня, от которого по всему их телу еще сильнее разливалось любовное опьянение. Они так и не начинали ужинать, не касались яств, глаз не отрывала друг от друга. И когда, наконец, расположились привольно и с удобством, раздался неприятный для слуха госпожи Империи шум, будто невесть сколько людей вопили и дрались у входа в дом.
- Госпожа, - доложила вбежавшая служанка, - а вот еще другой!
- Кто? - вскричала Империа высокомерно, как разгневанный тиран, встретивший препону своим желаниям.
- Куарский епископ хочет поговорить с вами.
- Чтоб его черти побрали! - ответствовала Империа, взглянув умильно на Филиппа.
- Госпожа, он заметил сквозь ставни свет и расшумелся.
- Скажи ему, что я в лихорадке, и ты не солжешь, ибо я больна этим милым монашком, так он мне вскружил голову.
Но не успела она произнести эти слова, пожимая с чувством Филиппу руку, пылавшую от любовного жара, как тучный епископ Куарский ввалился в залу, пыхтя от гнева. Слуги его, следовавшие за ним, внесли на золотом блюде приготовленную по монастырскому уставу форель, только что выловленную из Рейна, затем пряности в великолепных коробочках и тысячу лакомств, как-то: ликеры и компоты, сваренные святыми монахинями из аббатства Куарского.
- Ага! - громогласно возопил епископ.
- Почто вы, душенька, торопите меня на вертел к дьяволу, я и сам сумею к нему отправиться во благовремение.
- Из вашего брюха когда-нибудь сделают изрядные ножны для шпаги, ответствовала Империа, нахмуря брови, и всякого, кто узрел бы грозное ее чело, еще недавно ясное и приветливое, пробрала бы дрожь.
- А этот служка ныне уже участвует в обедне? - свирепо вопросил епископ, поворачивая к прекрасному Филиппу свое широкое и багровое лицо.
- Монсеньор, я здесь, дабы исповедовать госпожу Империю.
- Как, разве ты канона не ведаешь? Исповедовать дам в сей ночной час положено лишь епископам. Чтобы духу твоего здесь не было! Иди пасись с монахами своего чина и не смей носа сюда показывать, иначе отлучу тебя от церкви.
- Ни с места! - воскликнула, разъярясь, госпожа Империа, еще прекраснее в гневе, нежели в любви, а в то мгновение в ней сочетались и любовь и гнев.
- Оставайтесь, друг мой, вы здесь у себя.
Тогда Филипп уразумел, что он воистину ее возлюбленный.
- Разве не поучает нас писание и премудрость евангельская, что вы оба равны будете перед ликом господним в долине Иосафатской? - спросила госпожа Империа у епископа.
- Сие есть измышление дьявола, каковой своих адских выдумок к Библии подмешал, но так и впрямь написано, - ответствовал тупоумный толстяк, епископ Куарский, поспешая к столу.
- Ну, так будьте же равны передо мною, истинной вашей богиней на земле, - промолвила Империа, - а то я прикажу вас превежливо задушить чрез несколько дней, сдавив хорошенько то место, где голова к плечам приделана. Клянусь в том всемогуществом моей тонсуры, которая ничуть не хуже папской! И, желая присовокупить к трапезе форель, принесенную епископом, равно как и пряности и сласти, она сказала: - Садитесь и пейте.
Но хитрой девке не впервой было проказничать, и она подмигнула милому своему: пренебреги этим тевтоном, чем больше он отведает разных вин, тем скорее придет наш час.
Прислужница усадила епископа за стол и захлопотала вокруг него; тем временем Филипп онемел от ярости, ибо видел уже, что счастье его рассеивается как дым, и в мыслях посылал епископа ко всем чертям, коих сулил ему больше, чем существует монахов на земле.