Красная гостиница - де Бальзак Оноре

---------------------------------------------

Бальзак Оноре де

Оноре де Бальзак

Маркизу де Кюстин.

Не помню уж теперь, в каком году парижский банкир, у которого были обширные торговые связи в Германией, чествовал одного из своих приятелей-незнакомцев, повсюду появляющихся у коммерсантов через деловую переписку. Приятель этот, глава довольно крупной нюрнбергской фирмы, оказался благодушным толстым немцем, человеком образованным и со вкусом, заядлым трубокуром, с великолепной, чисто нюрнбергской широкой физиономией, которую осеняли белокурые жиденькие кудряшки, падавшие на крутой, порядком облысевший лоб. Он представлял собою достойный образец сыновей целомудренной и благородной Германии, которая изобилует почтенными характерами и по-прежнему слывет миролюбивою, даже после семи нашествий. Немец смеялся простодушно, слушал внимательно, пил рьяно, и, видимо, шампанское нравилось ему не менее бледнопалевого Иоганнисберга. Звали его Герман, как почти всех немцев, которых сочинители выводят в книгах. Как человек, привыкший все делать основательно, он прочно уселся за столом банкира, ел с прославленным по всей Европе немецким аппетитом, добросовестно прощаясь с кухней великого Карема [Карем - кулинар времен Бальзака]. В честь гостя хозяева пригласили близких друзей - капиталистов, коммерсантов и нескольких приятных дам, милое щебетанье которых и непринужденность обращения были под стать германской сердечности. Право, если бы вы, как я в тот вечер, имели удовольствие понаблюдать за этим веселым обществом людей, спрятавших когти наживы ради наслаждения утехами жизни, трудно вам было бы возненавидеть учетный процент ростовщиков или проклинать банкротства. Злодеи не могут всегда злодействовать. Даже в шайке пиратов, должно быть, выпадают приятные часы, когда на их разбойничьем корабле вы, пожалуй, почувствуете себя как в кресле-качалке.

- Надеюсь, господин Герман расскажет нам на прощание какую-нибудь страшную-страшную историю в немецком духе.

Слова эти произнесла за десертом прелестная юная особа, белокурая и бледная, очевидно начитавшаяся сказок Гофмана и романов Вальтера Скотта. Была она единственной дочкой банкира и свое воспитание завершала в театре Жимназ, восторгаясь пьесами, которые там ставились. И тот час все гости пребывали в счастливом состоянии ленивой неги, в которое приводит нас вкусный обед, превзошедший силу нашего пищеварения. Каждый сидел, откинувшись на спинку стула, и, деликатно положив руку на край стола, поигрывал золоченым десертным ножичком. Обычно к концу обеда, в такие минуты затишья, одни вертят в пальцах зернышко груши, другие окатывают шарики из хлебного мякиша; влюбленные составляют из кожуры фруктов бесформенные инициалы; скряги пересчитывают косточки от плодов и выстраивают их на тарелке полукругом, как драматург располагает статистов в глубине сцены. Эти маленькие радости чревоугодия упустил в своей книге Брийа-Саварен [Брийа-Саварен (1755-1826) - автор книги "Физиология вкуса"], писатель, вообще говоря, чрезвычайно добросовестный. Слуги ушли. Стол с остатками десерта напоминал эскадру после боя, когда все в ней пришло в расстройство, все разграблено, изуродовано. Блюда беспорядочно передвигали по столу, несмотря на упорные старания хозяйки дома расставить их по местам. Некоторые гости рассматривали виды Швейцарии, симметрически развешанные по серым стенам столовой. Никто не скучал. Нам еще не случалось встретить человека в унылом расположении духа, когда он переваривает изысканный обед.