Глава вторая.
АТМОСФЕРНЫЕ ЯВЛЕНИЯ
1
Завтра или послезавтра, знал Вовка, морской буксир «Мирный» бросит якорь в тихой бухте Песцовой. На берегу, на острове Крайночном, уже два года ждут смены советские зимовщики. Соскучились, стосковались по Большой земле, отвыкли от гражданской жизни, устали, а все равно Илья Сергеевич Лыков – начальник зимовки недавно потребовал от Главного Управления Главсевморпути, чтобы его лично оставили еще на одну зимовку. Так что сойдут в Песцовой мама и Леонтий Иванович, а радист с Крайночного один поднимется на борт. Вот тогда Вовка и улучит момент: незаметно юркнет в ледяные торосы. Одет как надо, карманы набиты сухарями и сахаром. Ищи-свищи ветра в поле! Время военное, зима на носу, судно ждать пацана не станет. Ну, ругнется боцман, ну, всплакнет мама, ну, запишет Леонтий Иванович в записную книжечку: срочно разыскать такого-то мальчишку, а капитан Свиблов никого ждать не станет. Время военное. Не позволит капитан Свиблов торчать своему судну в замерзающей бухте.
Пару дней пережду в снегах, потом вернусь к людям.
Варить обеды? Пожалуйста! Ходить на охоту? С превеликим удовольствием. Снимать показания приборов? Да нет никаких проблем! Хоть все четыре раза в сутки – в час ночи, в семь утра, в час дня и в семь вечера. Он справится. Ради зимовки Вовка готов был заняться даже уроками. Но самое главное, конечно, обеспечить бесперебойную работу метеостанции острова Крайночного. Фронт должен регулярно получать северные сводки. Никто не упрекнет Вовку в том, что в самый разгар наступательных боев одна тысяча девятьсот сорок четвертого года, когда смелые советские бойцы подошли к границам Восточной Пруссии, захватили важные плацдармы в Польше на Висле, освободили Молдавию и восточную часть Прибалтики, он трусливо отсиживался в безопасном бараке бабки своей Яны Тимофеевны. «При могиле деда». Оно, конечно, нехорошо начинать новую жизнь с обмана, прятаться, заставлять людей волноваться, но я стахановским трудом смою вину!
Эти мысли немного успокаивали Вовку, но все равно на душе скребли кошки.
И еще как скребли! Он проснулся от скрипа и скрежета. Вытаращил спросонья глаза. Вскинулся на подвесной койке, так что с груди сползло верблюжье одеяло, но, конечно, никаких кошек в каюте не было. Просто в десятке сантиметров от Вовкиного уха, за прочным металлическим корпусом буксира, там, где раньше побулькивала, шипела забортная вода, сейчас, леденя душу, скребло что-то твердое, угрюмое, притиралось со скрежетом к бортам. «Мирный» то сбавлял ход, то кидался вперед, как норовистая собака.
Повернул голову. Мама спала на левом боку, набросив поверх одеяла аккуратную меховую малицу. Глаза закрыты, по щеке рассыпались рыжие кудряшки. Тяжело, как золотая, лежала на подушке рыжая коса. «Вот странно, почему рыжих дразнят? – в который раз удивился Вовка. – Они же красивые!»
Тихонечко позвал: «Мама…» Но она только вздохнула.
И он пожалел ее. Пусть спит. Чего только не видели они в последние три года! Эвакуация… Медленно ползущие поезда… Холодные теплушки… Чужие квартиры… И работала мама сперва не на метеостанции, а на стройке… Это потом вспомнили в Главном Управлении Главсевморпути о Клавдии Ивановне Пушкарёвой, когда понадобилось снять зимовщиков с Крайночного.
«Но вспомнили же», – успокоил себя Вовка.
И соскочив с койки, прижался лбом к иллюминатору.
Ого! Он даже не сразу понял, что происходит. Тяжелые зловещие раскаты глухо ворочались над морем. Погромыхивало вдалеке, но как бы приближалось. Но дыма не видно, и кораблей не видно. Огонь шел беглый, потом залпами. Била бортовая артиллерия. И вдруг ахнуло, сразу покрывая все. Ужасно, непредставимо ахнуло. Мама проснулась, вскинулась: «Главный калибр?»
Выскочили наверх. Там капитан Свиблов угрюмо стоял на мостике, играл белым шарфиком. В черном бушлате, в меховой шапке на голове, в тяжелых кирзовых сапогах прогуливался по баку боцман Хоботило. Сплюнул, увидев Вовку. Военная тревога не была объявлена, хотя главный калибр грохотал где-то рядом. Радист выскочил на мостик и что-то передал капитану Свиблову, может, радиоперехват. Все вокруг было как всегда, только катились в воздухе отзвуки артиллерийской пальбы, да за крутым, нависшим над водой бортом неслись, отставая, многочисленные колотые льдины, то белые, то лиловые, будто облитые чернилами. Со скрежетом цеплялись за металл, ползли вдоль борта, крошились, подныривали под брюхо. Буксир бодался, вспарывал носом узкие белые поясины льда, продирался к цели.
– Когда успело натащить столько? – удивилась мама.
Вовка не понимал спокойствия взрослых. Ему казалось, что они притворяются. Рядом где-то пальба идет, а они льдом интересуются.
– Мама, – напомнил он. – Стреляют.
Мама покачала головой:
– Да нет, миловал Бог.
– Как это миловал?
– Ну, тут район особый. Читал ведь про необъясненные атмосферные явления? Значит, должен знать, что такие явления иногда бывают очень шумными. Так что спускайся в каюту. Леонтий Иванович обещал погонять тебя по немецкому языку. – И добавила, засмеявшись: – Тертюха.
– Какая еще тертюха?
– Лед такой.
2
По грубым командам боцмана, по грохоту сапог на палубе Вовка с тоской и восторгом понял, что «Мирный» действительно подходит к острову. Но сидел на рундуке беспощадный Леонтий Иванович и остро поблескивал стеклами очков в железной круглой оправе.
Тире точка тире…
Вот тоже! Мама наверху со снаряжением возится, а Леонтий Иванович, так называемый мужчина, отнимает у Вовки время!
Точка тире точка точка…
«Морзянкой долбит».
Тире точка тире…
Это же буква К, дошло до Вовки.
Точка тире точка точка…
А это буква Л…
Точка тире…
Точка тире тире…
Точка тире…
Клава… Какая Клава?.. – не понял Вовка. – У него, наверное, жена есть…
Точка тире точка точка…
Тире точка тире тире…
Точка точка точка…
Тире точка тире тире…
Точка точка…
Вовке вовсе не хотелось дразнить Леонтия Ивановича, но как-то само собой получилось – лысый…
– Готов? – остро глянул Леонтий Иванович. И предложил, ухмыльнувшись, будто знал что-то такое про Вовку: – Начнем с перевода. Согласен?
И медленно продиктовал:
– «Спартаковцы – друзья народа…»
Наверное, вычитал про такое в книжке.
– «Спартаковцы – опора народа…» Теперь переведи на немецкий.
«Почему у Леонтия Ивановича такой взгляд? Почему его все боятся и редко с ним разговаривают? – никак не мог понять Вовка. – О чем он постоянно перешептывается с мамой?..»
Однажды слышал от радиста такое.
Очки Леонтия Ивановича поблескивали, а мама слушала, руки сжав.
Интересно, что там за бортом сейчас?
Все еще тертюха, или уже склянка пошла?
И что это за атмосферные явления, которые лупят по ушам как из главного калибра?
Точка тире точка точка…
Точка…
Тире точка…
Тире…
Точка тире точка тире…
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...