Отдельного внимания в романе заслуживают «клубы фантазеров», объединяющие тех, кто воображает, будто живет в прошлом. О фантазерах недоброжелатели тоже говорят, что это коммунистическая пропаганда, и немудрено: в итоге они сыграют очень важную роль. С одной стороны, это явная аллюзия на «красный Голливуд», пострадавший от Маккарти и его присных, а может, и на фантастов (их, как ни странно, не преследовали; Саймаку повезло, при ином раскладе он за коммунистические проповеди вполне мог угодить за решетку). С другой – отсылка именно что к духовному возвращению в более моральные времена. Саймак уже нащупал нить, которая приведет его через полтора десятка лет к «Заповеднику гоблинов».
5
Надо думать, после «Кольца вокруг солнца», тоже не особо понятого современниками, Саймак разочаровался в крупной форме. Следующий роман он напишет через восемь лет. В «Что может быть проще времени?» есть прежние мотивы: мутанты, они же «парапсихи», работают на корпорацию «Фишхук» («Рыболовный крючок»), мысленно путешествуют к звездам и добывают там новые знания. Бизнесмены жалуются, что «Фишхук» разрушает капитализм, и сперва кажется, будто корпорация делает благое дело – но увы: «Фишхук» хоть и добывает новые технологии, но монополизирует рынок. Уничтожая капитализм, он предлагает взамен не свободу, но обновленное рабство.
Это все та же битва, которую Саймак описывал в «Снова и снова». Воюют три силы – те, кто хочет уничтожить истину (Галактическая Империя, Ламберт Финн), те, кто хочет истины «для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным» (Ашер Саттон, Шепард Блэйн) – и вдобавок те, кто хочет истину монополизировать (ревизионисты, «Фишхук»). Под «Фишхуком» Саймак мог подразумевать и церковь – как корпорацию, «гигантскую бухгалтерию», установившую монополию на духовный прогресс. Важно понять, что как церковная администрация часто противостоит настоящим святым, так и «Рыболовный крючок» выступает против носителей истины, рыбаков-парапсихов вроде Блэйна. Не случайно в журнальной версии роман назывался «Рыбак»; не случайно отец Фланаган говорит, что Блэйн действует «во славу Бога и на пользу человечества», «в силу божественного умысла, который мы не можем ни понять, ни оценить»…
И еще одна перекличка с романом «Снова и снова», может быть, намекающая на то, что Саймак изменил мнение о коллегах-фантастах: город парапсихов в «Что может быть проще времени?» носит название Гамильтон.
Тема веры и религии занимала Саймака никак не меньше язв капитализма. То, что сознание героя «Кольца вокруг солнца» расщеплено на три, можно списать на стандартный фантастический прием, однако в «Принципе оборотня» (1967) параллели с Троицей настолько рельефны, насколько это вообще возможно. Герой – это три отдельных, но связанных разума в одном теле, из которых два – инопланетные. Один из разумов, Мыслитель, принимает форму светящейся пирамиды – и в такой форме закукливается внутри христианской церкви. Светящийся треугольник – известный символ Бога-Отца; прозрачнее намеков не бывает, и когда оказывается, что задача триединого «оборотня» – «составить знание о Вселенной в схему, доступную пониманию», уже не удивляешься: это миссия, достойная Бога. Впрочем, увидеть в «Принципе оборотня» религиозную притчу смогли опять же единицы.
Все книги, написанные Саймаком в 1960-х, таят подобное двойное дно – и получившая «Хьюго» «Пересадочная станция» (1963), и «Зачем звать их обратно с небес?» (1967). Более чем любопытен роман «Вся плоть – трава» (1965), в котором на Землю проникают чужаки из параллельной реальности – Цветы. Сегодня невозможно не думать об очевидной параллели: точно так же чужаками казались истеблишменту 60-х «дети цветов», выступавшие, как и Цветы у Саймака, против войны. Но роман вышел в 1965 году; лишь в конце того же года поэт-битник Аллен Гинзберг напишет про «flower power», «цветочную мощь», и только в 1967 году случится «лето любви» в Сан-Франциско, появится песня о «людях с цветами в волосах» и хиппи станут называть «детьми цветов». Невероятно, но на уровне символов Саймак точно предсказал противостояние, которое в последующие годы потрясет Америку. Финал книги, в котором альтернативой ядерному удару оказывается любовь, – это ведь не только «красота спасет мир» Достоевского, но и «make love not war»…
Последним романом 1960-х стал «Заповедник гоблинов» (1968) – вещь карнавальная, сложная, веселая, умещающая в неполные двести страниц гоблинов и пришельцев, неандертальца и Шекспира, путешествия во времени, таинственный Артефакт и много чего еще. Здесь Саймак полностью отказался от социально-политических тем – но только чтобы перейти на уровень выше. «Заповедник гоблинов» учит читателя своего рода пасторальному мышлению, оказывающемуся концентрированным здравым смыслом: происходят события космического масштаба, похороненный человек вдруг оживает, перенесенный в будущее Шекспир сбегает, происходят удивительные метаморфозы – а герои реагируют на все со спокойствием викторианских джентльменов, перемежая насущные разговоры мыслями о камине, эле и прочих тихих радостях. Кажется, это и есть авторский месседж: если правильно относиться к жизни, перемены к лучшему наступят обязательно.
Вошедшими в этот сборник романами Саймак явно надеялся изменить мир – отчего и писал сложные притчи о вере, надежде, доброте, нравственности, любви, о святых и грешниках, о том, что добро всегда победит зло, а оптимизм восторжествует над отчаянием. Он шел своей дорогой в стороне от всех литературных движений, и все они обошли его стороной – а он продолжал идти к цели, к мистическим романам 1970-х и 1980-х, к тому, что считал лучшей фантастикой и лучшей литературой. Впереди были 15 лет жизни, 15 романов, звездная бездна открытий и откровений.
Николай Караев
Снова и снова
Для Кэй,
без которой я не написал бы
ни строчки
Глава 1
Последние желто-зеленые лучи догоравшего солнца еще мерцали на горизонте, когда из глубины сумерек вынырнул человек. Он остановился у изгороди и окликнул сидевшего в кресле мужчину:
– Мистер Адамс, это вы?
Кристофер Адамс вздрогнул от неожиданности и приподнялся. Кресло капризно скрипнуло.
Кто бы это мог быть? – подумал он. Может быть, новый сосед, который, если верить Джонатону, пару дней назад поселился неподалеку? Джонатон – известный сплетник, он знает все, о чем на сто миль в округе болтают люди, андроиды и роботы.
– Входите, – сказал Адамс. – Рад, что заглянули.
Он изо всех сил старался настроиться на добрососедский лад, хотя, по правде говоря, никакой радости не испытывал. Он был скорее раздосадован появлением этой тени из сумерек.
Адамс недовольно поморщился.
Господи! – подумал он. Ни минуты покоя, даже в этот единственный час, который я с таким трудом выкраиваю, чтобы отдохнуть, забыть о работе, чтобы хоть на короткое время окунуться в приглушенную зелень, в тишину театра теней заката. Я так люблю это время… Здесь, в тихом дворике, нет всей этой будничной мороки – отчетов по ментафону, заседаний Галактического Совета, досье на роботов и прочей суеты. Нет проклятых ежедневных головоломок и тайн… Хотя я не прав. И здесь есть тайна. Но она такая неясная, хрупкая, она остается тайной, пока сам того желаешь… Тайна полета ястреба на фоне вечереющего неба, загадка вспышки светлячка в темных зарослях сирени…
Незнакомец искал, где бы присесть. Адамс не реагировал, мысли его были заняты совсем другим – даже в этот час, час отдыха, он не переставал думать об одном деле, разбирательством которого он занимался последние дни.
…Далекий Альдебаран-12, берег реки, обугленные трупы, а рядом, под деревом, искореженная груда металла, некогда бывшая вездеходом…
Погибли пятеро. Три человека и два андроида, но андроиды – почти люди.
Что они там, перебили друг друга? Странно… Человека мог убить только человек, и то на дуэли, по всем правилам. Месть? Казнь? Что, черт подери?