Конечно, ведь он же черный, пронеслось в голове, а значит, наверняка воображает, что уже пережил достаточно и неприятием его не испугаешь. Чего он почти точно не понимает, так это что его боссам он был нужен лишь как пример успешной карьеры чернокожего. Они предъявляли его начальству, и можно ручаться, что все обиды и горести Леона были далеко не так серьезны, как ему представлялось.
– И не рассчитывайте, что начальство бросится вас покрывать, когда вы вляпаетесь в дерьмо, – продолжал Тони. – И не подумает. Они будут без ума от вас первые несколько дней, а потом, когда вы не сможете избавить их от головной боли, станут вас ненавидеть. В серийных убийствах чем дольше затягивается расследование, тем хуже. Другие же следователи будут избегать вас, потому что побоятся подхватить от вас заразную болезнь, именуемую неудачей. Истина, возможно, и была рядом, но вы ее просмотрели, а значит, пока это так, вы останетесь изгоями.
– Да, кстати, – как бы между прочим добавил он, – когда им наконец благодаря вашим усилиям удастся прижать сукина сына, они даже не позовут вас выпить.
Наступившая тишина была настолько пронзительной, что в ней стало слышно, как Леон затянулся сигаретой. Тони встал и откинул со лба непослушные черные волосы.
– Наверное, вы думаете, что я преувеличиваю. Поверьте, я лишь вскользь коснулся того, во что эта работа превратит вашу жизнь. Если теперь вам кажется, что это не для вас, если у вас появились сомнения насчет принятого решения, самое время уйти. Никто вас не упрекнет. Стесняться нечего, вы ни в чем не виноваты. Просто подойдите к командиру подразделения Бишопу. – Он взглянул на часы. – Перерыв, можете выпить кофе. Десять минут.
Он сложил бумаги в папку, старательно избегая смотреть на сотрудников, пока они гремели стульями и пробирались к дверям. Там, в самой большой из трех комнат, скрепя сердце выделенных для них полицейским управлением, традиционно скупым, когда речь шла о том, чтобы обеспечить чем‑то собственных сотрудников, стоял автомат с кофе. Когда наконец он поднял глаза, возле двери, прислонившись к стене, стояла Шэз Боумен и ждала.
– Что, Шэрон, передумали? – спросил он.
– Терпеть не могу, когда ко мне обращаются «Шэрон», – вместо ответа заметила она. – Если люди ждут, что я откликнусь, то зовут меня Шэз. Я хотела сказать, что у нас не только психологов мешают с дерьмом. В том, о чем вы только что сказали, я не услышала ничего ужасного, ничего такого, с чем бы женщинам‑полицейским не приходилось сталкиваться каждый день.
– Да, мне уже приходилось. – Мысли Тони со всей неотвратимостью снова вернулись к Кэрол Джордан. – В таком случае вам, девочки, и карты в руки.
Шэз усмехнулась и, довольная, отделилась от стены.
– Поживем – увидим, – сказала она, развернувшись и проскальзывая в дверь бесшумно и гибко, как дикая кошка.
Джеко Вэнс подался вперед, навалившись всей тяжестью на шаткий столик, и нахмурился. Перед ним лежал раскрытый ежедневник.
– Видишь, Билл? На воскресенье назначен марафон. В понедельник и вторник съемки, а во вторник вечером я должен присутствовать на открытии клуба в Линкольне. Кстати, ты ведь тоже там будешь?
Билл кивнул, и Джеко продолжал:
– До среды все забито, дел прорва, а мне еще нужно смотаться в Нортумберленд – сам вызвался. Просто не вижу, куда мы можем их втиснуть.
Со вздохом он откинулся на полосатую спинку неудобного дивана в студийном вагончике.
– В том‑то и дело, Джеко, – спокойно отвечал его продюсер, наливая сливки в две чашки кофе, приготовлением которого он был занят в маленькой кухоньке рядом. Билл Ричи уже давно был продюсером «Встреч с Вэнсом» и потому прекрасно понимал всю бесполезность попыток влиять на решение своей телезвезды, коль скоро оно принято.