* * *
Ты не представляешь! Нет, действительно не представляешь! Это надо видеть, это надо слышать, это надо… чувствовать. Да. Вот верное слово. Чувствовать.
Аллотавры пришли ранним утром, еще когда местное солнце не поднялось из океана. Вместе с Эрро были помощники — из местных строителей, как я понял. Я быстро оделся и поспешил за ними. В руке, или точнее, в лапе Эрро держал тот камень, что показывал мне вчера. Один камень, ничего больше.
Ночью расчистили площадку у крайнего дома — убрали траву и почву. Эрро оставил помощников, в одиночестве прошел по супеси, вминая четкие следы, и положил в центре квадрата зеленый камень. Потом неспешно вернулся к нам.
Ты можешь спросить — зачем я рассказываю так подробно? Ой, Марина, если б я сам знал… Наверно хочу понять то, что видел. Сам видел. Это не россказни заезжего торговца, или галлюцинации подвыпившего реализатора, даже не внушение профессионального гипнолога. Реальность. Непонятная реальность.
Все пришедшие аллотавры выстроились вдоль края площадки. Эрро в центре. Мне он указал место позади себя. Я не знал, что будет. Не знал, как себя вести и что делать. Приготовился смотреть и только.
Мы стояли спиной к морю, к тому же в этом месте деревья заслоняли берег. Но я заметил момент восхода — когда оранжевым светом засияли верхушки самых высоких деревьев, а вокруг загомонили и запищали какие-то мелкие животные. Камень зашевелился. Он словно переминался с ноги на ногу, собираясь прогуляться и решая — в какую сторону пойти. И он рос. Утаптывая грунт толстыми ножками, приминая его кулачками без пальцев, черпая пригоршнями и разбрасывая лопаточками ладоней.
Камень не был живым. Но он рос, становился больше, и земля проваливалась под его тяжестью. Я хотел спросить у Эрро — что я вижу. Что? Аллотавр стоял молча, неподвижно с закрытыми глазами. Все аллотавры стояли так. Нельзя было их тревожить. Я понял это.
Наверно, тебе стало бы страшно. Да кому угодно. Мало ли что рождается из песка и куда оно потом бросится. Это всего лишь ужас измененной реальности. Видишь то, чего быть не может.
Но я увидел другое. Зеленоватые стены уходили под землю, поднимались над землей; перекидывались перекрытия; протискивались трубы коммуникаций. Стоило какой-то части успокоиться, как она темнела и застывала.
Я не разбираюсь в выражениях морд аллотавров. Наверняка ведь у них есть чувства и эмоции — они же не роботы. Я видел сосредоточенность, погруженность в мысли. Понимание сродни озарению. Они думали. Мыслили. Воображали. Мечтали.
Стена за стеной они лепили дом. Такой же, как соседний, как десяток рядом стоящих, как несколько сотен, разбросанных по Аллону.
Наверно, когда-то они строили из дерева. Потому что дом получался будто срубленный из бревен, с дощатой обшивкой. Они не могли вообразить ничто другого. Скорей всего…
Не знаю, почему я сделал это. Вмешался. Я добавил совсем немного — веселые маски, которые мы видели, гуляя с тобой у Никольского собора. Помнишь, ты старалась сдержать смех, прыскала мне в плечо, показывала пальцем и корчила гримасы на манер неподвижных ликов на фасаде. А я глупо хихикал, уж больно похоже выходило у тебя.
Нет, я не месил непонятный раствор руками, как скульптор. Я просто вспомнил тебя и тот день. И это отразилось в доме. Мои мысли овеществились. Тогда я и понял, как строят здесь.
Дом сформировался. Аллотавры открыли глаза. Эрро открыл глаза. Я не стал закрывать. Моя вина видна сразу — сомнений не было. Уж слишком человеческим глядело на нас со стен.
Маски кривлялись, насмехаясь надо мной. Да и, пожалуй, над всем человечеством. Аллотавры всегда хранили тайну строительства. Я узнал ее. Более того, я кощунственно изменил лик дома. Что будет теперь?
Я испугался, Марина. Нет, не за свою жизнь. Я подумал о тебе. Когда ты останешься одна…
Одна.
Какие слова ты обрушишь на мою голову? Моя вина не имеет границ. Прости.
Мне вдруг стало на всё плевать. Эрро взял мои руки в свои, прочирикал на своем языке и склонился в поклоне, достав сжатым кулаком земли. Следом за ним, подражая, разом ударили кулаками остальные строители-аллотавры. Высшая почесть для мастера.
Да, Марина. Всё так.
Мне доверили строить то, что я хочу, и где я захочу. Из чего угодно. Вряд ли я буду применять железобетон. Понятно, что именно камень извлек всю сталь из свай. Камень… Я узнал имя этого материала.
Зурм — так его называют аллотавры.
Вот еще один день прошел… День без тебя.
* * *
Серёжа, Серёжа…
Ты не понимаешь, что значит остаться одной. Вспомни, ведь раньше мы никогда не расставались больше, чем на день. И когда ты работал, и когда мы отдыхали. Мы были вместе. А сейчас нет. Будто мы стоим на скале, и она раскалывается. Трещина змеится между нами, становясь шире и глубже. Тут не надо думать — с какой стороны скала рухнет. Надо просто подать руку. Чтобы быть вместе. Понимаешь?
Я надеюсь на это. Иначе всё бессмысленно. И ожидание. И ночи без сна. И мой страх, когда ты не пишешь, молчишь. Но если пишешь, то почему совсем не о том, что хочу знать я? Неужели не ясно, что мне нужно?
Молчи, молчи… Ты не ответишь. Ты весь в работе.
Что ж. Об этом я тоже могу поговорить. Пришлось кое-что почитать, вспомнить, чему учили. Не скажу, что это было интересно, но теперь в разговоре могу блеснуть специальными терминами: «адгезия», «мониторинг», «несущая способность»… Серьезные слова, внушающие уважение к тому, кто их говорит, я проверяла. Как просто выглядеть умным в глазах того, кто хочет видеть тебя такой. Я же не могу целыми днями сидеть одна, взаперти, ни с кем не общаясь! Как ни странно, желающих поговорить со мной предостаточно. Хотя, что здесь странного? Раньше ты всех отпугивал, но теперь нет давления твоего присутствия. У меня даже появилось свободное время. Надо же его как-то тратить?
Но это неважно. Важно, что ты решил проблему — почему твой дом рухнул. Следовательно, день-два и ты вернешься. Разве не так? В этом же и была твоя задача: разобраться. Наказать виновных и решить, что делать дальше. Виновных нет, есть природное явление. Это радует, ведь могло случиться и так, что виноват ты. Сообщишь свои выводы начальству, и оно тебя отпустит. Я даже могу прилететь на Аллон, чтобы прямо оттуда вместе отправиться на Грейптадор. Здорово я придумала?
Тебе же не надо самому всё строить — ведь это не твоя работа. Ты сидишь дома, в конторе, управляешь людьми, придумываешь новые дома. А кто-то там, далеко, их строит. Ведь так? Обещай — ты никуда не полетишь. Ты нужен мне. Нужно твое присутствие где-то рядом, невдалеке. Чтобы я в любой момент могла ухватиться за твое крепкое плечо и удержаться от глупостей. Ты — моя надежная опора. Фундамент. Основание. Да, специальные слова так и лезут непрошенными.
Никто не может без опоры. Иногда — постоянной, чаще — временной. Трудно говорить о том, что лежит на душе — не находишь слов. Подбираешь, пробуешь, но оно оказывается совсем не тем, что надо. Снова мучительно ищешь, и так всё время. Зачастую взгляд, прикосновение говорят больше, чем даже точное слово…
Не хочу об этом думать. Лучше об интересном расскажу.
Знаешь, меня тут в ресторан пригласили. Я пошла. Смотрела на Сашку и думала: «Ведь он совсем другой. А как же напоминает тебя!» Он заказал шампанское, салат по-гречески и ягненка с артишоками. Я ковырялась в своей порции и вспомнила твое письмо: как ты ел с аллотавром. Вкусно было, да? А я до сих пор жуффов и не пробовала. Ты же знаешь, какие они у нас дорогие. Сашка проводил меня до дома, постоял такой несчастный, попрощался и поцеловал на прощанье. Ты же не сердишься? Я потом плакала, когда легла. Думала о тебе, о нем. О том, почему у нас не получилось с Сашкой. И почему я выбрала тебя.
Наверно, слишком много выпила. Расклеилась. Завтра будет всё нормально. Обещаю.