Не менее двух действующих лиц необходимо для того, чтобы убийство совершилось. Духовный мир убийцы исследовался неоднократно; однако причины, вследствие которых человек становится пригодным для роли жертвы, обсуждались редко, а ведь эта тема могла бы, пожалуй, оказаться во много раз интереснее.
Дэрек Уолтон, убитый Тэдом Брэкли в темный декабрьский вечер на улице Боулдер Мьюс (Лондон, Мэйфер) был обречен всего лишь на одно-единственное исполнение своей роли в этой довольно грязной, банальной и незначительной драме. Уолтон был молодым человеком приличного роста — пять футов восемь дюймов, темноволосым и кареглазым. Он служил у Мэлларда в небольшой процветающей лавке драгоценностей неподалеку от Бонд-стрит; в день смерти Уолтона в кармане его пиджака находился пакетик с крупными бриллиантами — по поручению Мэлларда он должен был отвезти их в Бирмингем и заказать там новые оправы. Как и следует ожидать, именно бриллианты и послужили причиной убийства; однако Уолтон остался бы в живых, будь он толст, голубоглаз или, наконец, будь он хоть несколько более высоким — у Брэкли был свой тщательно обдуманный расчет. Существовало и еще одно обстоятельство в жизни Уолтона, окончательно склонившее чашу весов столь роковым образом, — его пристрастие к собачьим бегам обернулось для него огромными долгами.
После нескольких месяцев наблюдения Брэкли знал об Уолтоне почти все. Терпеливо и беззастенчиво изучал он поведение своей жертвы во всевозможных ситуациях. Любая подробность внешности Уолтона, его походки, его манеры говорить запечатлевались в памяти Брэкли, внимательного подобно любовнику, целиком поглощенного предметом своей страсти. Как и всякий человек с устоявшимися привычками, Уолтон был легким объектом для наблюдения; Брэкли давно уже выучил наизусть распорядок дня Уолтона. Брэкли знал все о его холостяцкой квартире в Вест-Энде, о пивных, которые тот регулярно посещал, о букмекерах, которым он отдавал предпочтение, о его тайных и малоинтересных любовных связях. Несколько раз он сопровождал Уолтона в Бирмингем, где жили родители его буду щей жертвы; он сопутствовал Уолтону до порога дверей Уилкин-шоу — большой ювелирной фирмы, изготовлявшей драгоценности во вкусе старого Николаса Мэлларда. Единственное, что было сокрыто от Брэкли - так думал он в долгие часы ожидания на теневой стороне Боултер Мьюс, — это ход мыслей Уолтона. Но это было совершенно неважной деталью, столь же незначительной, как, скажем, эмоции беззаботно пасущегося оленя для затаившегося охотника в тот миг, когда он спускает курок.
В тот вечер Уолтон задержался позже обычного. Брэкли бросил быстрый взгляд на часы и наморщил лоб. Через десять минут дежурный полисмен, совершающий обход участка, должен появиться в конце Боултер Мьюс. Брэкли решился ждать не более двух минут. После этого у него останется слишком мало времени для безопасного выполнения своего плана — следовало трубить отбой всему предприятию, по крайней мере на сегодня. Позднее, разумеется, представится новая возможность, а он может позволить себе подождать: несмотря на это, чрезвычайно жаль было откладывать — условия сейчас были просто идеальными. Все конторы закрылись; давно уже стихли шаги последних клерков. Еще не началось движение праздной толпы по направлению к Вест-Энду. Легкие испарения, недостаточно густые для того, чтобы стать настоящим туманом, заклубились над влажными тротуарами. Черт побери, что же задерживает там Уолтона?
До истечения срока, назначенного Брэкли, оставалось тридцать секунд, когда раздались звуки, которых он ожидал. Он услышал, как приблизительно в шестидесяти шагах от него, на Фенсимен-стрит, захлопнулась задняя дверь лавки Мэлларда; затем в дверной скважине заскрежетал ключ — Уолтон запирал за собой. Очевидно, он уходил, как всегда, последним. Затем настала пауза, достаточно долгая для того, чтобы Брэкли начали одолевать сомнения: не собирается ли его жертва бросить его на произвол судьбы и не предпочтет ли направиться под арку на Бонд-стрит, вместо того чтобы, как обычно, избрать кратчайший путь через Боултер Мьюс? Но вот наконец он услышал прихрамывающие шаги, приближающиеся к нему. Неслышно отступив в открытые ворота, Брэкли успел заметить, что шаги звучали сегодня быстрее обычного. Это было неблагоприятным обстоятельством, поскольку все зависело от точного распорядка действий. Теперь же, в эти критические мгновения, к которым он так долго готовился, придется импровизировать на ходу, а это было рискованно. А ведь Бэркли затратил бесконечно много усилий для того, чтобы избежать риска. Мысль об этом была неприятной.
Однако никаких препятствий не встретилось. Все происходило в полном соответствии с его планом. Когда Уолтон поравнялся с воротами и сделал еще несколько шагов, Брэкли вышел за ним. Быстрый взгляд в обе стороны убедил его в том, что улица пуста. Два бесшумных шага он сделал одновременно со своей жертвой. А затем нанес ему удар куском кабеля, обернутым в резину, именно туда, куда намеревался, — позади левого уха, и Уолтон, не издав ни единого звука, стал падать головой вперед.
Но тело его не коснулось земли. В тот же миг, когда Брэкли наносил удар, он бросился вперед и удержал Уолтона левой рукой за бедро. Мгновение он оставался стоять так, поддерживая труп, а затем одним рывком взвалил тело Уолтона себе на плечо и внес его в ворота — туда, откуда вышел. Все это заняло не более десяти секунд. За исключением глухого удара кабелем и слабого стука небольшого чемоданчика, выпавшего из руки Уолтона в момент убийства, ни один посторонний звук не нарушил вечерней тишины. Чемодан и шляпа, единственные свидетели происшедшего, остались лежать бок о бок с решеткой водостока. Спустя короткое время Брэкли вернулся и забрал их. Ворота за ним закрылись. Боултер Мьюс была тихой, как склеп, и пустой, как музей.
С трудом переводя дыхание от усилий, но совершенно невозмутимо Брэкли принялся за работу при свете карманного фонаря. Он находился сейчас в помещении принадлежащего ему маленького гаража. Брэкли положил труп на грубое одеяло, разостланное в кузове закрытого грузовика. Орудие убийства лежало подле трупа. Крови вытекло совсем немного, и Брэкли позаботился о том, чтобы она впитывалась одеялом. Быстро и методично он обшарил карманы Уолтона. Как он и ожидал, бриллианты находились во внутреннем кармане пиджака в запечатанном пакетике. Кожаный коричневый бумажник содержал удостоверение личности Уолтона, пару банкнотов и несколько писем. А затем вдруг настала минута приятного удивления. В заднем кармане рядом с дешевым портсигаром обнаружилась толстая пачка крупных банкнот. Брэкли не мог задержаться и пересчитать их; однако на глаз он прикинул, что их было не меньше ста. Он ухмыльнулся в темноте. Подготовка, занявшая обе последние недели, вынудила его отпустить Уолтона на бега одного. Должно быть, ему сопутствовала удача - и как раз в подходящее время!
Брэкли рассовал банкноты вместе с другими вещами по карманам. А затем тщательно, с головы до ног, осмотрел убитого.
Результат осмотра удовлетворил его полностью. Уолтон, этот раб привычек, надел, выходя на работу, свой обычный костюм. Костюм, который был в эту минуту на Брэкли, в точности ему ответствовал. Правда, плечи Брэкли были более узкими, но пара маленьких валиков позволила уничтожить эту разницу. Брэкли был ниже Уолтона на целый дюйм, но в ботинках, заранее приготовленных для этого дня, он выглядел одного роста с ним. Легкое различие в цвете волос было устранено с помощью краски. Брэкли, погладив маленькие усы щеточкой, — он отпустил их в течение последнего месяца, - пришел к выводу, что достигнуто полное сходство.
Случайный наблюдатель мог бы предположить, что прихрамывающий человек, появившийся с маленьким чемоданом в руке на южном конце Боултер Мьюс, был именно тем, кто вошел в нее с севера. Во всяком случае, продавец газет на Бонд-стрит не заметил ничего необычного. Он автоматически протянул этому человеку вечернюю газету — ту самую, которую регулярно покупал Уолтон, и так же автоматически отпустил банальное замечание о погоде, без удивления выслушав ответ, в точности имитирующий шропширский акцент Уолтона. Счастливое совпадение - в эту минуту появился полисмен, лишний свидетель на случай забывчивости продавца газет. Итак, появление Уолтона на Бонд-стрит было неопровержимо доказано; оставалось только проложить свой ясный след до Бирмингема.