Вы все же умрете (ЛП) - Жерар Клейн страница 2.

— А почему бы и нет, - произнес он. — Почему бы и нет. Неплохая идея.

— Я готов вложить в это деньги, — добавил я. — Много денег. Мне очень дорога эта книга.

— Почему бы и нет? Почему бы и нет?

Я видел, что он задумался. Моя идея его удивила, ибо я до сих пор не думал о том, чтобы сделать фильм из своей книги. Я знал, что это невозможно.

— Я позвоню и представлю вас, — заявил он. — Я знаю одного молодого режиссера, который увлечется идеей. Но я, конечно, ничего не гарантирую.

— Прекрасно, — сказал я.

Он позвонил, и я тут же договорился о встрече.

Постановщик, молодое бледное ничтожество в чер­ном пуловере, по два раза повторял каждую фразу, словно пытаясь убедить себя в ее справедливости. Он сидел в огромном пустом кабинете. Он сказал, что ждет, когда завезут мебель, но, мне кажется, ждал он уже давно. Я улыбнулся. Ибо вы, Глэдис, тоже ждали давно, но ждали иного, а в его светлых испуганных глазах тоже была мечта.

— Ваш роман, судя по телефонному пересказу, мне понравился. Много сдержанности, но туго сжатая инт­рига. Логика в виде фатальной судьбы. Отличная ис­тория. Я как раз подыскивал классный сценарий.

— Благодарю вас, — я в упор рассматривал его. Он отвел взгляд, но я все же успел прочесть в его глазах, что он уже давно ждал классного сценария, во всяком случае, не меньше, чем вы своего ангажемента. Эта мысль заставила меня улыбнуться. — Думаю, мы до­говоримся. Я готов вложить приличную сумму в этот фильм. Конечно, я не могу быть своим собственным продюсером. Нам следует найти еще кого-нибудь, кто бы вложил деньги.

— Я найду.

Его голос слегка дрожал. Я знал, о чем он думает. Он надеялся, вооружившись моей подписью, которая уже кое-чего стоила, — этого, Глэдис, вы не знали и никогда не узнаете, — без особого труда найти солид­ную поддержку и получить карт-бланш. Он жил ме­чтой, как и вы, Глэдис. А нет ничего проще, чем управ­лять людьми-марионетками, манипулируя их ме­чтами.

Мы переговорили. Я обещал написать ему и из­ложить на бумаге те идеи, которые еще не определи­лись у меня в голове. Он предложил мне выпить. Предложил сигару. Через час он предложил мне свою дружбу. Именно она была мне нужна, чтобы уничтожить вас, Глэдис.

Я рассказал ему о вас, Глэдис. Я восхвалял вашу кра­соту и вашу игру. Я не сказал ему, что ваше лицо уже начало покрываться сетью мелких морщинок и оплы­вать, что пальцы опухают, а голос все чаще и чаще срывается на визг. Я сказал, что вы ангел, и он поверил мне, как поверили вы. Я постарался, чтобы он увидел вас моими глазами. Я удостоверился, что он всегда бу­дет видеть вас так, как нужно мне. Он был молод, наи­вен и верил каждому моему слову. Ему понадобилось бы много времени, чтобы увидеть вас по-иному, даже если бы он видел вас ежедневно, но вы исчезнете раньше, чем у него возникнут сомнения в ваших ка­чествах.

Наконец я сообщил ему, что хотел бы видеть вас в своем фильме, пусть даже в крохотной роли. Я сказал ему, что не ставлю никаких условий, но надеюсь, он пригласит вас на пробу. Он мне радостно ответ ил, что кое-что для вас сделать можно, и я сказал, что согла­шусь с его решением.

Я попросил его позвонить вам и назначить свида­ние, но не упоминать о моем визите, ибо мне хочется преподнести сюрприз.

Он согласился.

— Вот вам на расходы, — закончил я беседу, протя­гивая ему чек. — Но не говорите об этом моей жене. Пусть она считает, что вы сами нашли ее и делаете все за свой счет.

—Разумеется! — радостно воскликнул он.

Мне даже показалось, что он собирается благода­рить меня.

Я был дома, Глэдис, когда он позвонил вам.

Вы сняли трубку, ответили раздраженным голо­сом, но ваш тон тут же изменился, вы побледнели, дыхание участилось, пальцы задрожали, вы нервно скомкали свой платочек из пурпурного шелка.

Через некоторое время вы повесили трубку.

Вы пришли ко мне в кабинет. Я оторвался от гра­нок. Вы рассказали мне все. В голосе звучали вызывающие нотки, ибо я был для вас писателем-неудачником, горе-супругом великой кинозвезды. Я улыбнулся, услышав некоторые из слов, которые употребил в разговоре с режиссером. Очень странно слышать из чужих уст искаженный отблеск произне­сенных тобою фраз.

Я восхитился вашей божественной тупостью, ибо вы так и не подумали, почему позвонили именно вам. Правда, вы ждали этих слов давно, поэтому они, на­верно, вас и не удивили. Вы выглядели счастливой. Я был удовлетворен. Ваше счастье будет длиться до самой вашей смерти.

Я видел, Глэдис, когда крутили ваши пробы. Вы по­явились на экране, вы ходили, вы садились, вы произ­носили какие-то слова, вы улыбались, вы проводили рукой по волосам, вы читали, вы пили, вы звонили по телефону. Это длилось десять минут — вы были чер- но-белой двухмерной карикатурой на самое себя.

Вы были откровенно плохи, но этот режиссер-дурак вначале не хотел соглашаться с очевидностью. Мне потребовалось расставить все точки над «и», де­лая вид, что я вас защищаю. Игра была увлека­тельной. Я решил, что сам бы мог стать неплохим ак­тером. Об этом следует подумать теперь, Глэдис, когда я, наконец, свободен.

Я попросил его сообщить вам о провале с боль­шими предосторожностями. Я описал ему ваше от­чаяние, ваши слезы, состояние ваших нервов, когда вы получите печальную весть. Мне не надо было преувеличивать. Я знал, в каком состоянии вы будете. Наконец мы по обоюдному согласию решили скрыть от вас правду. Я останусь в стороне от всего этого, а если когда-либо моя роль и откроется, я буду челове­ком, который тщетно пытался разделить свой успех с женой.

Он вам позвонит или напишет — я убедил его поз­вонить — и объяснит, что, несмотря на ваш огромный талант, сложная ситуация, в которой находится кине­матографическая индустрия, не позволяет ему брать на роль неизвестную актрису, но он готов пересмот­реть свое решение, если какая-нибудь случайность, Глэдис, прославит вас, и гак далее и тому подобное.

Он так и поступил, он произнес все эти слова по те­лефону совершенно правдиво, ибо был уверен в ве­личии своей души - он походил на губку, которую окунули в ведро с грязной водой и которая капля по капле теряет свое содержимое.

Я был рядом, Глэдис, когда он говорил с вами. Я видел, как поджались и задрожали ваши губы. Но вы были уверены в его искренности, и здесь вы были правы. Вы сказали мне все, вернее, почти все. Вы даже кое-что добавили. Вы сказали мне, что у него лежит готовый контракт, что его можно подписать, если она сделает так, чтобы о ней немного заговорили в газе­тах. Вас волновало, что вы могли бы сделать. Вы вдруг вспомнили, что я писатель, что когда-то у меня было воображение. Вы, Глэдис, сами опустили одну ногу в могилу.

— Быть может, вы могли бы, — сказал я с улыб­кой, — пересечь город обнаженной на велосипеде. Вспомните про леди Годиву.

— Не глупи, Бернар. — Вы опустили ресницы. — Это неприлично.

«Господи, — подумал я, — а насколько приличны ваши крашеные-перекрашеные волосы, слишком ко­роткие и узкие юбки, платок из красного шелка, кро­вавые губы, каблуки, столь же острые, как кинжал, ваши намалеванные веки, ваша манера держать сига­рету».

— Думаю, — сказал я, — что вам надо что-то драма­тическое, что-то, что могло бы помочь журналистам, какую-то печальную историю, сентиментальную, че­ловечную, от которой хочется плакать и стенать.

Вы залезли на диван, Глэдис. Ваши туфли упали на ковер с глухим стуком, ваше гибкое тело, затянутое в зеленое платье, было странным пятном на красной обивке. Вы отбросили волосы назад. Вы улыбнулись мне.

- Да помогите же мне, мой дорогой. Только вы способны сделать это для меня. Придумайте что-нибудь. У вас всегда получаются гениальные истории.

— Спасибо, — скромно ответил я.

— Может, нам развестись? Тогда газеты раздуют нашу историю. Но мы, конечно, разведемся фик­тивно.

— Почему бы и нет. Но не думаю, что газеты ухва­тятся за наш развод. И вряд ли заговорят о нем. Вы еще не настолько знамениты, моя милочка.