Фриц Лейбер
Тип, откликавшийся на кличку «Лейтенант», лихо расправился с очередной солидной дозой «Левенсбрау». Он только что закончил повествование о необычной артиллерийской дуэли между немцами и русскими на Украинском фронте. И каким же великолепным фейерверком обменивались тогда позиции противников!
Макс небрежно помахал рукой, не расставаясь с зажатой в ней небольшой бутылкой любимого светлого пива, и его взгляд заволокла дымка воспоминаний.
— В тот раз, когда пушки причинили такой огромный ущерб Копенгагену, — промолвил он, — все небо было исчерчено пурпурными полосами; городские колокольни резко вырисовывались на фоне яркого зарева, а мачты со спущенными парусами на британских кораблях походили на лес из крестов…
— Неужели союзники высадились и в этом месте? Первый раз слышу! — заявил кто-то притворно безразличным тоном.
— Это было при Наполеоне, — уточнил Макс. — В 1807 году. Тогда красные мундиры обстреляли город, чтобы затем завладеть датским флотом.
— Похоже, Макс, ты там присутствовал, — поинтересовался утвердительным тоном Вуди. Фраза вызвала дружный смех всех членов нашей компании, сгрудившихся вокруг стойки. В том, чтобы пропустить стаканчик-другой у продавца спиртного, нет ничего особенно веселого, а поэтому любая возможность подурачиться воспринимается присутствующими с энтузиазмом.
— А почему на корабельных мачтах не было парусов? — опять спросил кто-то.
— Потому что таким образом корабли, ведущие стрельбу, меньше рисковали поджечь свои собственные снасти. Такая штука, как паруса, вспыхивает в два счета, да и деревянный корабль зажечь не труднее, чем вязанку хвороста. Именно поэтому стрельба раскаленными ядрами так и не получила широкого распространения в морских сражениях. Да, кстати, раскаленные ядра в полете очень похожи на «большие красные огни» форта Мак-Генри, — невозмутимо продолжал Макс. — Я имею в виду тот случай, когда в дело были пущены легендарные ракеты Конгрева. И «разящие молнии» снарядов, выпущенных мортирами с кечей, оповестили мир о появлении артиллерии, способной вести прицельную стрельбу. При желании, в американском гимне можно найти подробное описание истории вооружений. — Макс огляделся с удовлетворенной улыбкой. — Ты прав, Вуди, я был там. Точно так же, как был вместе с марсианскими конфедератами, когда они сравняли с землей Коперник во время Второй колониальной войны. И, точно так же, как я сидел в индивидуальной ячейке в окопах Копейбавы через миллиард лет от нашего времени. С этими чертовыми лучами с боевых венерианских кораблей, переворачивающими все вокруг вверх дном, я развлекался тем, что не позволял Земле разлететься вдребезги.
На этот раз все заржали, как ненормальные. Вуди медленно кивал головой, повторяя «Копенгаген, Коперник, и… как там он назвал третье местечко? Ну и фантазия у парня!» Лейтенант орал: «Еще бы, ты там бывал, да только в фантастических книжонках!»
Что касается меня, то я думал: «Господи, спасибо тебе за то, что среди нас есть немного чокнутые. В особенности, спасибо тебе за то, что есть отчаянные типы, которые не струхнут сказать то, что думают, но и не полезут в бутылку, если над ними посмеются. Так что никто не сможет понять, рассказывают ли они свои истории для хохмы, или верят в них, как в катехизис. В этой компании нет ни одного человека, кто принимал бы Макса всерьёз хотя бы на полпальца, но его все любят, потому что он никогда не обижается на подначивание».
— Я только хотел подчеркнуть, — продолжал Макс серьезным тоном, как только общее веселье немного поутихло, — что в деле вооружений нет ничего нового под Луной.
— А что, римляне тоже использовали ракеты? — спросил кто-то, перед этим уже интересовавшийся падением Копенгагена. На этот раз я смог определить, что любопытным был сам Сол, торчавший за стойкой.
— Нет. Они специализировались на катапульте, которую позднее называли «кранекен». Хотя… Если подумать как следует, то можно припомнить слова одного моего знакомого легионера, рассказывавшего, что, по его мнению, Архимед использовал ракеты с греческим огнем, чтобы поджечь оснастку римских галер в Сиракузах, а совсем не дурацкие громадные зеркала, которые были чистейшей выдумкой.
— Ты хочешь сказать, что ты не единственный участник этих рассказов про вечного вояку, сражающегося во всей вселенной? — Хриплый голос Вуди прозвучал издевательски торжественно, отразив, при этом, максимальную степень удивления.
— Ты еще спрашиваешь! — бросил Макс, неожиданно вспылив. — А как, по-твоему, тогда могут снова и снова возникать и повторяться войны?
— На кой черт повторять войну? — весело спросил Сол. — Что, одного раза бывает недостаточно?
— Уж не думаешь ли ты, что можно путешествовать во времени, не встревая при этом в конфликты той или иной эпохи?
Я тоже добавил немного перца в завязавшуюся острую дискуссию:
— В любом случае, то, что тебе сказал римский легионер, делает из Архимеда первого изобретателя ракет на жидком топливе.
Макс искоса глянул на меня и улыбнулся.
— Да, конечно, — подтвердил он через несколько секунд размышления. — Но, разумеется, только на этой планете.
При этих словах общее веселье, несколько уже поутихшее, вновь забушевало вокруг нас. Сквозь смех и галдеж я услышал тираду Вуди:
— Она великолепна, твоя идея о повторении войн… Особенно, когда имеешь дело с этими чертовыми лучами…
Затем вмешался Лейтенант со своим чикагским акцентом:
— Значит, ты всерьёз утверждаешь, что дрался на Марсе?
— Вообще-то да, но история, которую я вам рассказывал, случилась на Луне. Я был участником экспедиционного корпуса, присланного с красной планеты.
— Ах, вот как! Теперь, если позволишь, я хотел бы узнать у тебя…
Когда я говорю, что интересуюсь чокнутыми, я говорю искренне. Любители летающих тарелочек, маньяки сверхчувственного восприятия, религиозные фанатики, философы или психологи с мозгами немного набекрень, даже просто симпатичные чудаки с великолепным воображением, как в случае Макса, — я помещаю их всех на один и тот же пьедестал. Это единственные личности, высоко несущие знамя индивидуализма в нашу бесцветную конформистскую эпоху; только они ещё в состоянии успешно сопротивляться современным тенденциям к стандартизации человека и бесконечным поискам мотивации его поступков. Единственным источником опасности для них (а также для наркоманов, проституток и других, выпадающих из общего ряда личностей) являются люди определенного типа с исключительно практичным складом ума, рассматривающие их как возможный источник прибыли. Поэтому я говорю всем немного тронувшимся: «Оставайтесь всегда независимыми. Никогда и никому не давайте и ни от кого не принимайте ни единого цента. Берите пример с Макса».
В это время между Максом и Лейтенантом завязалась дискуссия о проблемах, возникающих перед артиллеристами при стрельбе в безвоздушном пространстве или при слабом тяготении; эта тема была слишком специальной, чтобы поддерживать общую эйфорию. Поэтому Вуди запустил ещё один пробный шар:
— Послушай, Максимилиан! Если ты, таким образом, должен шататься по всем закоулкам Вселенной до скончания времен, то тебе вряд ли приходится часто бить баклуши? Как же это получилось, что у тебя нашлось время поддавать вместе с нами?
— Мне самому это не совсем понятно, — ответил Макс тем же тоном. — Но дело в том, что я оказался в нештатной ситуации из-за небольшой ошибки в моём командировочном удостоверении, и теперь мне приходится ждать, пока меня не обнаружат однополчане, чтобы я смог присоединиться к их подразделению. Если, конечно, до тех пор меня не сцапает подземный враг.
Вот тут-то и произошло нечто странное. В тот самый момент, когда Макс упомянул про подземного врага (что вызвало, разумеется, новую вспышку веселья, хотя и не такого буйного, как прежде) и когда Вуди провозгласил с ухмылкой: