Коллектив авторов
Журнал «Фантастика и Детективы» № 1
Вурдалак
А. С. Пушкин
Александр Сергеевич Пушкин (6.06.1799–10.02.1837)
Величайший русский поэт и писатель, родоначальник новой русской литературы, создатель русского литературного языка.
~
Трусоват был Ваня бедный.
Раз он позднею порой,
Весь в поту, от страха бледный,
Чрез кладбище шел домой.
Бедный Ваня еле дышит;
Спотыкаясь, чуть бредет
По могилами; вдруг он слышит —
Кто-то кость, ворча, грызет.
Ваня стал — шагнуть не может.
«Боже!» думает бедняк:
«Это, верно, кости гложет
Красногубый Вурдалак.
Картинки В. Е. Маковский
Горе! малый я не сильный:
Съест Упырь меня совсем,
Если сам земли могильной
я с молитвою не съем».
Что же? вместо Вурдалака
[Вы представьте Вани злость!] —
В темноте пред ним собака
На могиле гложет кость.
Эдгард По
Глядите! Хо! Он пляшет — как безумный;
Тарантул укусил его…
Много лет тому назад мне довелось близко познакомиться с неким Вильямом Леграном. Он происходил из старинной гугенотской семьи и был прежде богат, но неудачи, следовавшие одна за другой, довели его до нищеты. Чтобы избегнуть унижений, связанных с потерей богатства, он покинул Новый Орлеан, город своих предков, и поселился на острове, поблизости от Чарльстона в Южной Каролине.
Это очень странный остров. Он тянется в длину мили на три и состоит почти из одного морского песка. Ширина его нигде не превышает четверти мили. От материка он отделен едва заметным проливом, вода в котором с трудом пробивает себе путь сквозь тину и густой камыш — убежище болотных курочек. Деревьев на острове мало, и растут они плохо. Настоящего дерева не встретишь совсем. На западной оконечности острова, где возвышается старый форт (крепость) и стоят несколько жалких строений, заселяемых в летние месяцы городскими жителями, спасающимися от лихорадки и пыли, можно увидеть колючую карликовую пальму. Зато весь остров, если не считать этого западного мыса и белой, твердой как камень песчаной полосы на взморье, покрыт частой зарослью душистого мирта, столь высоко ценимого английскими садоводами.
Кусты его достигают нередко пятнадцати — двадцати футов и образуют сплошную чащу, наполняющую воздух тяжким благоуханием и почти непроходимую для человека.
В сокровенных глубинах миртовой чащи, ближе к восточной, удаленной от материка оконечности острова, Легран соорудил себе хижину, где и обитал, когда я, по воле случая, с ним познакомился. Знакомство вскоре перешло в дружбу. Многое в характере отшельника внушало интерес и уважение. Я увидел, что он отлично образован и наделен недюжинными способностями, но вместе с тем заражен мизантропией и страдает от болезненного состояния ума, впадая попеременно то в восторженность, то в угрюмость. У Леграна было немало книг, но он редко к ним обращался. Он предпочитал охотиться и ловить рыбу или же бродить по прибрежному песку и миртовым зарослям в поисках раковин, и насекомых. Его коллекции насекомых позавидовал бы Сваммердам.
В этих странствиях Леграна обычно сопровождал старый негр Юпитер. Он был отпущен на волю еще до разорения семьи; однако ни угрозами, ни посулами нельзя было убедить Юпитера, что он лишился неотъемлемого права следовать повсюду за «масса Биллом».
Возможно, впрочем, что родные Леграна, обеспокоенные его психической неуравновешенностью, поддерживали это упорство в Юпитере, чтобы не оставить беглеца без всякого попечения.
Зимы на широте острова редко бывают очень суровыми и в осеннее время почти всегда приходится разводить огонь в помещении.
В средних числах октября 18… года выдался однако, необычайно холодный день. Перед самым заходом солнца я пробрался сквозь вечнозеленые заросли к хижине моего друга, которого не видел уже несколько недель.
Я жил в Чарльстоне, в девяти милях от острова, и удобства сообщения в те дни далеко отставали от нынешних. Добравшись до хижины, я постучал, как обычно, и, не получив ответа, разыскал в потайном месте ключ, отомкнул замок и вошел. В камине пылал славный огонь.
Это было неожиданно и весьма кстати. Я сбросил пальто, опустился в кресло, поближе к потрескивающим поленьям, и стал терпеливо ждать возвращения хозяев.
Они пришли вскоре после наступления темноты и сердечно меня приветствовали. Юпитер, улыбаясь до ушей, стал хлопотать по хозяйству, приготовляя на ужин болотных курочек. У Леграна был очередной приступ восторженности — не знаю, как еще именовать это состояние. Он нашел двустворчатую раковину, которой не встречал ранее, и, что еще более радовало его, выследил и с помощью Юпитера поймал жука, по его словам совершенно неизвестного науке.
Он сказал, что завтра хочет выслушать мое суждение об этом жуке.
— Почему же не сегодня? — спросил я, потирая руки у огня и посылая мысленно к чертям всех жуков на свете.
— Если бы я знал, что вы здесь? — сказал Легран. — Но ведь мы так давно не виделись. Как я мог угадать, что именно сегодня вечером вы к нам пожалуете? Когда мы с Юпитером возвращались, то повстречали лейтенанта Дж. — из форта, и я, по глупости, отдал ему жука до завтра. Так что сейчас жука не достать. Переночуйте, и мы пошлем за ним Юпа, как только взойдет солнце.
Это просто очарование!
— К черту солнце! Я — о жуке! Он ослепительно золотой, величиной с крупный лесной орех, и на спине у него три пятнышка, черных как смоль. Два круглых повыше и одно продолговатое книзу. А усики и голову…
— Где же там олово, масса Вилл, послушайте — ка меня, — вмешался Юпитер, — жук весь золотой, чистое золото, внутри и снаружи; только вот пятна на спинке. Такого тяжелого жука я еще в жизни не видел.
— Допустим, что все это так, и жук из чистого золота, — сказал Легран, как мне показалось, более серьезным тоном, чем того требовали обстоятельства, — но почему же, Юп, мы должны из-за этого есть пережаренный ужин? Действительно, жук таков, — продолжал он, обращаясь ко мне, — что я почти готов согласиться с Юпитером. Надкрылья излучают яркий металлический блеск — в этом вы сами сможете завтра же убедиться. Пока что я покажу вам, каков он на вид.
Легран сел за столик, где было перо и чернильница. Бумаги не оказалось. Он поискал в ящике, но и там ничего не нашел.
— Не беда, — промолвил он наконец, — обойдусь этим. — Он вытащил из жилетного кармана очень грязный клочок бумаги и, взяв перо, стал бегло набрасывать свой рисунок. Пока он был этим занят, я продолжал греться; озноб мой еще не прошел. Легран закончил рисунок и протянул его мне, не поднимаясь со стула. В эту минуту послышался громкий лай и царапанье у входной двери. Юпитер распахнул ее, и огромный ньюфаундленд Леграна ворвался в комнату и бурно меня приветствовал, положив свои лапы мне прямо на плечи; я подружился с ним еще в прежние посещения. Когда пес утих, я взглянул на бумагу, которую все это время держал в руке, и, по правде сказать, был немало озадачен рисунком моего друга.