В бархатном баритоне губернатора на мгновение почудилась нотка угрозы — почудилась и пропала, как пропадает в ножнах едва выдвинутое лезвие.
— Я думаю, что Игорь Нетушкин был одним из главных архитекторов этого чуда, — продолжал губернатор. — За два года завод освоил производство четырех генно-инженерных препаратов, которые по своим характеристикам опережают западные разработки. Если я не ошибаюсь, «Заря» экспортирует феноцистин — в Чили, гамма-лейкин — в Пакистан и цисплантин — в несколько африканских государств. Кажется, они только что получили от Пакистана лицензию и на феноцистин тоже…
Валерий внезапно сощурился. Тот факт, что губернатор был — хотя бы и в прошлом — ангелом-хранителем завода, почти наверняка означал, что у завода нет криминальной «крыши». Все вне правовые проблемы наверняка по заданию губернатора разрешала местная ментовка или РУОП, хотя хрен его знает, как там эти ребята справлялись в Пакистане: тоже, чай, не самое цивилизованное место для бизнеса. Но в том, что касается России, — местная братва не воспримет появление Валерия Нестеренко как недвусмысленный наезд с целью отобрать чужой кусок.
— Кстати, Валерий Игоревич, вы к нам надолго приехали? — спросил генеральный директор.
— Сколько понадобится.
— А где вы… остановитесь?
— В вашей гостинице, — пожал плечами Нестеренко, — у вас же есть заводская гостиница?
Санычев поперхнулся. Губернатор смотрел на Нестеренко спокойным немигающим взглядом.
— Д-да, конечно, — сказал Санычев. — Я распоряжусь.
Тем временем в зале произошло какое-то движение, микрофон снова ожил, и, обернувшись, Валерий увидел у него того самого шведа, с которым повстречался месяц назад. Доктор Гертцки откашлялся и начал говорить по-английски, переводчица рядом с ним завелась и исправно затарахтела. Переводчица была очень хорошенькая, лет двадцати и тоже одетая в черное.
Доктор Гертцки сказал, что приехал в Тарск, не просто чтобы отдать дань уважения трагически и безвременно погибшему коллеге. Он сказал, что Стокгольмский университет, одним из попечителей которого, в качестве члена совета директоров «Ланка-Гештальт», является доктор Гертцки, в прошлом году стал присуждать небольшую премию за наиболее многообещающие исследования в области молекулярной биологии.
Ему радостно и печально сказать, что эта премия неделю назад была присуждена Игорю Нетушкину за его публикацию в «Cell» о способах воздействия разработанного им препарата этиокрин на кору головного мозга.
Доктор Гертцки немедленно попытался объяснить толпе, в чем заключалась суть открытия Игоря, но так как доктор Гертцки явно владел предметом на профессиональном уровне, то чем старательней доктор вдавался в подробности, тем меньше Валерий понимал, о чем, собственно, базар.
— Игорь Нетушкин был гениальным биохимиком, — сказал в заключение доктор, — он был одним из тех людей, которые изменяют мир, в котором мы живем. Так, как это сделали Пастер или Флеминг. Здесь говорили, что он принес процветание заводу «Заря». Если бы он прожил еще десять лет, он изменил бы наши представления о могуществе мозга человека.
Доктор Гертцки в сопровождении переводчицы прошел через толпу и остановился около матери Нетушкина.
— Это вам, — сказал он, роясь в бывшей при нем сумке и с некоторым смущением доставая белый конверт.
— Что это?
— Это чек. Сорок тысяч долларов. Вы ведь не думаете, что наша премия — это только красивый диплом?
Виктория Львовна всхлипнула и, перегнув конверт, досадливо запихала его в сумочку.
Валерий внезапно отвернулся и отошел от директора. Он чувствовал себя как последняя сволочь. Если бы месяц назад он разыскал Игоря, вместо того чтобы поехать в кабак и нажраться там на чужом юбилее, он наверняка сумел бы вытрясти из парня всю правду.