– Много сегодня народу? – спросил темноглазый.
– Человек десять, сэр. Как обычно.
– Хорошо, – кивнул пожилой. – Ну что ж, пора отведать пресловутого ростбифа.
– Не желаете начать с супа, сэр? У нас сегодня пряный с пастернаком.
– Почему бы и нет. Неси три порции, а уж после супа – этот ваш знаменитый ростбиф. И еще бутылку кларета.
Малкольм очень сомневался, что пресловутый ростбиф так уж знаменит, – должно быть, это просто фигура речи. Тем не менее, он повернулся и поспешил на кухню – взять чистые приборы и передать матери заказ.
– Они и сами все знали про монахинь, – шепнула ему на ухо Аста, в образе щегла порхавшая у него над головой.
– Тогда зачем спрашивали? – поинтересовался Малкольм, тоже шепотом.
– Они нас проверяли. Хотели узнать, скажем ли мы правду.
– Интересно, что им надо?
– На ученых они не похожи.
– А по-моему, похожи. Что-то в них такое есть…
– Знаешь, на кого они похожи? – перебила Аста. – На политиков!
– А откуда ты знаешь, как выглядят политики?
– Просто чувствую.
Малкольм не стал с ней спорить. Во-первых, было не до того – другие посетители тоже ждали, когда их обслужат. А во-вторых, чутью Асты он доверял. Сам он редко что-то такое чувствовал: ему просто нравились все, кто обращался с ним по-доброму. А вот у деймона была хорошая интуиция, и Малкольм много раз имел возможность в этом убедиться. Хотя, конечно, они с Астой все равно были одно целое, так что хорошая интуиция, по большому счету, принадлежала ему – точно так же, как Аста, по большому счету, разделяла все его симпатии.
Отец Малкольма сам отнес заказ в Зал-на-Террасе и откупорил для гостей бутылку вина. Малкольм еще не научился управляться с тремя горячими тарелками одновременно. Вернувшись в главный бар, мистер Полстед поманил сына пальцем и спросил вполголоса:
– О чем эти джентльмены с тобой говорили?
– Спрашивали про монастырь.
– Они хотят еще с тобой побеседовать. Сказали, ты умный мальчик. Будь повежливее с ними. Знаешь, кто они?
Малкольм вытаращил глаза и покачал головой.
– Тот, что постарше – лорд Наджент. Бывший лорд-канцлер Англии.
– Откуда ты знаешь?
– Узнал его по портрету в газете. Ну все, иди. Скажи им все, что они хотят узнать.
Малкольм двинулся по коридору под шепот Асты:
– Вот, видишь? А я тебе что говорила? Сам лорд-канцлер Англии!
Гости уже приступили к ростбифу (мама Малкольма положила им двойные порции). Они негромко переговаривались между собой, но как только Малкольм вошел, сразу умолкли.
– Я просто хотел спросить, не темно ли вам тут, господа, – сказал он. – Если угодно, могу принести масляную лампу на стол.
– Через минуту эта идея станет просто замечательной, – ответил тот, в ком отец опознал лорда-канцлера. – Но сначала скажи мне, Малкольм, сколько тебе лет?
– Одиннадцать, сэр.
Возможно, его полагалось называть «милорд», но бывший лорд-канцлер Англии, похоже, не возражал и против «сэра». Должно быть, предположил Малкольм, он хочет остаться неузнанным, а потому только рад, что к нему не обращаются по всем правилам.
– А в какую школу ты ходишь?
– В улверкотскую начальную, сэр. Это напротив Порт-Медоу.
– И чем же ты будешь заниматься, когда вырастешь?
– Скорее всего, стану трактирщиком, сэр, как мой отец.
– Отличная работа. Мне всегда казалось, трактирщикам интересно живется.
– Я тоже так думаю, сэр.
– Каждый день видишь самых разных людей, и все такое…
– Точно, сэр. К нам и ученые из университета приходят, и лодочники со всей округи.
– Жизнь так и кипит, верно? Каждый день что-нибудь да происходит?
– Да, сэр.
– И вам отсюда все хорошо видно. Видно, кто проплывает по реке…
– Самое интересное происходит на канале, сэр. Во-первых, там все время плавают цыганские лодки – туда-сюда, туда-сюда. Особенно в июле, когда Конская ярмарка, – тогда они наезжают целыми толпами.
– Конская ярмарка… цыгане, говоришь?
– Да, они отовсюду съезжаются на ярмарку. Кто покупает лошадей, кто продает.
– А монахини в монастыре? – вмешался джентльмен, похожий на ученого. – На что они живут? Делают духи на продажу?
– Нет, они овощи выращивают, – ответил Малкольм. – Моя мама всегда покупает овощи и фрукты в монастыре. И мед. А, да, они еще шьют и вышивают одежду для священников. Казулы и все такое. По-моему, им за это очень неплохо платят. По крайней мере, деньги у них точно водятся, а иначе как бы они покупали рыбу в Порт-Медоу?
– Ты говоришь, в монастыре бывают гости, – подал голос бывший лорд-канцлер. – А скажи-ка, Малкольм, что за люди обычно туда приезжают?
– Ну, иногда какие-то дамы… молодые леди… Иногда – старые священники. Может, даже епископы. Наверное, они приезжают отдохнуть.
– Отдохнуть?
– Так мне сестра Бенедикта сказала. Она говорит, в старину, когда еще не было ни трактиров вроде нашего, ни гостиниц, ни тем более больниц, люди часто останавливались на постой в монастырях и аббатствах. Но теперь так обычно делают только священники, ну и, может, монахини из других мест. Приезжают отдохнуть после болезни. Она сказала, это нужно для реко… ково…
– Для реконвалесценции, – подсказал лорд Наджент.
– Да, сэр, вот именно это слово. В общем, чтобы поправиться.
Последний из троих, темноглазый, покончил со своим ростбифом и положил вилку и нож.
– А сейчас там кто-нибудь гостит? – спросил он.
– По-моему, нет, сэр. Если только не сидит все время в доме… Вообще, гости обычно любят гулять в саду, но погода в последние дни не очень, так что… Не желаете ли пудинг, господа?
– Смотря что вы тут называете пудингом.
– Печеные яблоки с заварным кремом. Яблоки из монастырского сада.
– Было бы досадно так и не попробовать, – заметил ученый. – Неси свои яблоки с кремом.
Малкольм подошел ближе к столу и начал собирать тарелки и приборы.
– Ты всю жизнь тут живешь, Малкольм? – спросил лорд Наджент.
– Да, сэр. Я и родился здесь.
– Значит, с монахинями ты знаком уже давно. Скажи, за все это время тебе хоть раз доводилось видеть, чтобы они ухаживали за младенцем?
– Вы хотите сказать, за совсем маленьким ребенком, сэр?
– Да. Не таким большим, чтобы ходить в школу. Возможно, даже грудным. Ну так что?
Малкольм глубоко задумался.
– Нет, сэр, ни разу такого не было, – наконец, промолвил он. – Знатные дамы и господа у них бывали… ну, и священники… но маленьких детей я не видел.
– Ясно. Спасибо, Малкольм.
Малкольм растопырил пальцы и ухитрился подхватить все три бокала под донышки одной рукой. В другой руке он уже держал стопку тарелок.
– Грудной ребенок? – прошептала Аста по дороге в кухню.
– Тут какая-то тайна, – с явным удовольствием откликнулся Малкольм. – Может, это сирота.
– Или что похуже, – мрачно добавила Аста.
Малкольм поставил тарелки на сушилку (как обычно, не удостоив Элис даже взгляда) и сообщил, что джентльмены желают пудинг.
– Твой отец утверждает, что один из них – бывший лорд-канцлер, – заметила мать, раскладывая по мискам печеные яблоки.
– Они расспрашивают про монастырь.
– Справишься? Смотри, а то миски горячие.
– Ничего, зато маленькие. Я донесу.
– Будем надеяться. Если уронишь яблоки лорда-канцлера, попадешь в тюрьму.
Малкольм справился с мисками на «отлично», хотя по дороге они и вправду сильно нагрелись. Джентльмены больше ни о чем не спрашивали, только заказали кофе, и Малкольм принес им масляную лампу, а потом поспешил на кухню за чашками.
– Мам, ты ведь знаешь, что к монахиням иногда приезжают гости? Ты не слыхала случайно, им ребенка не привозили?
– А зачем тебе это знать?
– Это не мне. Это они спросили – ну, лорд-канцлер и его друзья.
– И что ты им сказал?
– Сказал, что, наверное, нет.
– Вот и правильно. Сходи-ка в бар, принеси еще стаканов.
Уже в баре, где за шумом и смехом никто бы ее не услышал, кроме Малкольма, Аста прошептала: