Нелишне отметить, что и сегодня большая часть советских исследователей пытается доказать, что политика продразверстки, комбедов и продотрядов, то есть всего того, что получило позднее название «военного коммунизма», была не причиною, а следствием гражданской войны. Так, например, советский автор И. Челышев, полемизируя с западными историками, пытается просто отрицать тот факт, что широкие массы мелкой буржуазии разочаровались весной и летом 1918 года в большевиках из-за проводимой ими политики военного коммунизма. В подтверждение своих рассуждений И. Челышев ссылается на слова Ленина о том, что военный коммунизм был политикой, вынужденной войной и разорением России, что он не отвечал глубоким хозяйственным задачам и интересам пролетариата. Эти слова Ленина были полупризнанием ошибок большевиков, и он имеет в виду последствия не Гражданской, а мировой войны. Последствия Гражданской войны в 1921 году были еще более тяжелыми, но именно в это время большевики приняли решение об отказе от политики военного коммунизма.
Более точно оценивает значение и мотивы политики военного коммунизма другой советский автор Е. А. Амбарцумов. Он считает более плодотворным трактовать политику военного коммунизма не как результат Гражданской войны, а как закономерный результат внутренней логики революции, ее максималистской и романтической традиции. Военный коммунизм естественно продолжал основные направления «красногвардейской атаки на капитал». Такое забегание вперед с последующим отступлением мы могли видеть позднее и в развитии других революций, например, в Китае и на Кубе. Еще Энгельс писал, что есть, по-видимому, закон, требующий от революции продвинуться дальше, чем она может осилить и закрепить. Но это позволяет революции прочно закрепить менее значительные преобразования. «Левизна», таким образом, оказывается почти неизбежной «детской болезнью» всякого революционного движения, особенно прошедшего этап вооруженной борьбы. Но эта «детская болезнь» может привести к тяжелым осложнениям, если ее не распознать вовремя и запустить. Большевикам пришлось преодолеть свои ошибки весны и лета 1918 года, но только весной и летом 1921 года.
Анализируя разного рода примеры забегания вперед, Энгельс считает это особенностью лишь буржуазных революций, которые развиваются стихийно. Этого не будет, по мнению Энгельса, при пролетарских социалистических революциях, которые будут происходить под руководством дисциплинированной и хорошо организованной партии. Однако большевики в данном случае не оправдали ожиданий Энгельса, и они также не удержались от забегания вперед и от попыток решить задачи, время решения которых еще не наступило. Что удалось большевикам, благодаря главным образом Ленину, – это принять трудное решение об отступлении, не потеряв при этом ни власть, ни собственные головы. О таком исходе забегания вперед также предупреждал Энгельс.
В связи со сказанным выше возникает вопрос и о периодизации истории революционной борьбы в России. В советской историографии период Гражданской войны датируется обычно 1918–1920 годами. Что касается событий 1921 года, то уже события первых месяцев этого года излагаются в разделе «Начало мирного социалистического строительства». Затем идет раздел «Переход к НЭПу». Не оспаривая того очевидного факта, что именно с весны 1921 года в Советской России начался переход к НЭПу, нельзя согласиться и с утверждением, что Гражданская война кончилась у нас в стране сразу же после разгрома войск генерала Врангеля в Крыму в ноябре 1920 года.
Уже осенью 1920 года в Советской России начали возникать новые крупные очаги гражданской войны, опасность которых для власти большевиков была порой не меньшей, чем от «походов Антанты». Так, например, на большой территории Центральной России с центром в Тамбовской губернии еще в августе 1920 года началось большое крестьянское восстание, получившее название «антоновщины» – по имени возглавившего это восстание эсера Александра Антонова. Восстание шло под лозунгами «Долой продразверстку!», «Да здравствует свободная торговля!», и в отрядах восставших крестьян было около 20 тысяч человек. Это восстание удалось подавить, только бросив против него отборные части Красной армии в 40 тысяч штыков и сабель. Применялось даже химическое оружие. Крестьянским по своей основе было и движение, возглавляемое Нестором Махно и охватившее крупные районы Юго-Восточной Украины. Не рассматривая здесь всей сложной истории этого движения, отметим только, что основная борьба между отрядами Махно и частями Красной армии происходила уже после разгрома войск генерала Врангеля в Крыму. В военных действиях против Махно принимала участие не только Первая, но и Вторая конная армия. Только в августе 1921 года последний отряд Махно, прорвав окружение, ушел через Днестр в Румынию. Менее крупные, но многочисленные восстания происходили в это же время на Дону и Северном Кавказе, в Поволжье и Сибири, а также в Средней Азии.
К этой же волне военных мятежей и крестьянских восстаний следует отнести и знаменитый Кронштадтский мятеж, который вспыхнул в марте 1921 года и охватил большую часть гарнизона Кронштадта и экипажи многих кораблей Балтийского флота. И здесь главными лозунгами были: «Свобода торговли», «Перевыборы Советов», «Советы без коммунистов», «Свободная деятельность левых социалистических партий» и др. На стороне восставших было около 30 тысяч матросов и солдат, два линкора, более ста пулеметов и 140 орудий береговой обороны. Как известно, для подавления восстания была восстановлена 7-я армия численностью в 45 тысяч человек, которая штурмом овладела крепостью Кронштадт. Решения Х съезда РКП(б) о переходе к новой экономической политике, о замене продразверстки продналогом, о постепенном расширении свободной торговли и т. п. далеко не сразу остановили эти разрозненные, но массовые восстания и мятежи. Во-первых, о решениях съезда российская деревня узнавала далеко не сразу. Во-вторых, во многих отдаленных районах страны и, в частности, в Сибири взимание продразверстки продолжалось до осени 1921 года. Таким образом, 1921 год был переходным – это был первый год новой экономической политики и последний год Гражданской войны.
Моя книга о революции была издана в 1978–1979 гг. не только в США, но также в Мексике, в некоторых странах Европы и в Японии. Она вызвала много откликов и рецензий, в которых содержались как положительные оценки, так и различные замечания. Хотя я получил в Москве лишь небольшую часть из опубликованных рецензий, общий характер замечаний, как я могу предположить, был одинаков во всех публикациях.
Часть рецензентов выражала сожаление, что они не нашли в книге каких-либо новых и сенсационных документов и материалов, неизвестных ранее специалистам по истории Русской революции 1917 года. Я не могу согласиться с этими упреками, так как я не ставил перед собой таких задач. Авторское название книги было: «Революция 1917 года в России: проблемы, особенности и оценки». Мне кажется, что содержание книги в основном отвечает этому скромному названию. Многие рецензенты бросали автору упрек в том, что он не развенчивает в своей книге В. И. Ленина, что он остается «убежденным ленинцем» и продолжает, несмотря на отдельные критические замечания, оценивать Ленина как великого революционера, изменившего своей борьбой судьбу России и всего мира. Я не могу согласиться и с этими замечаниями. Я не считаю, что мне подходит определение «убежденного ленинца» и предпочитаю говорить о себе как о независимом социалисте. В своей книге я пишу о том, что отвечает моим убеждениям и моему пониманию событий 1917–1918 гг. Я совершенно не согласен с теми оценками Ленина, в которых он изображается как человек, думающий прежде всего о личной власти, о господстве над Россией и чуть ли не над всем миром, как человек, преследующий какие-то свои эгоистические цели. Хотя я мог бы сегодня сказать многое об ошибках и просчетах Ленина как политика, о его жестоких распоряжениях и его участии в красном терроре и т. п., но из всех известных мне фактов я вынес убеждение о том, что для Ленина проблемы его личной власти занимали третьестепенное, если не десятистепенное место. Ленин был, безусловно, человеком одержимым до фанатизма, но он отнюдь не был одержим какими-то личными честолюбивыми или тщеславными замыслами; он был человеком по-своему глубоко идейным и стремился к осуществлению социалистического идеала, как он его понимал. Он считал капиталистическое общество глубоко несправедливым и боролся за его уничтожение. Он немало преуспел в этом даже в крайне трудных условиях. Вопрос о том, что получилось в конечном счете в нашей стране после победы революции и победы в Гражданской войне и в какой степени современный «развитый», «реальный» социализм или «начальная ступень зрелого социализма» соответствуют тем идеалам, которые пытался осуществить Ленин, – это особый вопрос, далеко выходящий за рамки моей книги. Народы Советского Союза прошли после 1917 года через очень большие испытания, но это обстоятельство не опровергает наличия у российских социал-демократов начала XX века, и в том числе у Ленина, самых благородных помыслов и самых благих намерений.