<p>
</p>
<p>
– Погоди, государь-батюшка, серчать на шута свого верного, – Васька за трон царский прячется да Царю говорит. – То ж шутка была, Иван Васильевич.</p>
<p>
</p>
<p>
Царь кравчему кивает, и тот новую чарку с вином ему подносит.</p>
<p>
</p>
<p>
И кому сказать, что сам Иван Васильевич спать не может от мыслей греховных? С кем думами окаянными поделиться? Кому душу открыть? А ведь тот танец бесовский чистоту божескую души грязью покрыл. И сколько ни отмаливай грех сей, легче-то не становится.</p>
<p>
</p>
<p>
– Прочь пошли все! – Царь кричит грозно да рукой прислуге машет. – А ты, Васька, задержися. Разговор у меня к тебе есть.</p>
<p>
</p>
<p>
Опустела трапезная. Смолкли голоса девичьи. На столе гора снеди всякой да братина с вином молодым осталися.</p>
<p>
</p>
<p>
– Васька… Сядь-ка рядом да вина себе лей, не жалей, – Царь шуту молвит. – Ибо все, что сейчас сказывать буду, забыть ты должон здесь же.</p>
<p>
</p>
<p>
– Ой, да у меня память, как у куры, – шут гримасы смешные корчит и на корточках, по-птичьи, к Царю подходит. – Я сейчас вроде помнил, что ты на меня давеча серчал, а вот уже и забыл.</p>
<p>
</p>
<p>
– Я про Федора Басманова говорить хочу, – Царь шуту шепчет. – Мне много-то от него не надо. Только плясал бы для меня да улыбался игриво.</p>
<p>
</p>
<p>
– Я тебе так скажу, государь, – шут на лавку низкую пред Царем садится. – Что простолюдину смерть, то тебе позволено. На то ты, государь, и власть имеешь.</p>
<p>
</p>
<p>
– Не могу я позволить себе многого, – Царь чарку с вином осушает залпом да к братине за новой тянется. – Грех это страшный. Моя душа и так седая вся, как нищий у храма. Молить не отмолить деяния мои.</p>
<p>
</p>
<p>
– Не сердись на шута свого, Иван Васильевич! Но глуп ты, как баба на сносях, – шут Царю кивает. – Ты наместник Божий на земле. Стало быть, все помыслы в твою голову Всевышний своей божественной дланью вкладывает. И желания твои Богу угодны. Так пошто ты сумлеваешься?</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
День выдался солнечным да морозным. Снежок самоцветами переливается. Хрумкает под полозьями санными, как кочан капустный. Возницы кнутами в воздухе посвистывают да лошадей по крупам охаживают. Те несут салазки низкие по улице да из ноздрей пар пущают. Расступись, народ! Царь по делам государственным спешит!</p>
<p>
</p>
<p>
Сани возле ворот заставы стрелецкой остановились. Шумно за высоким забором деревянным. Слышен свист удалецкий да гогот.</p>
<p>
</p>
<p>
– Давай, Федька! На загривок ему кидайся!</p>
<p>
</p>
<p>
– Петька! Лапы-то держи! Неровен час порвет!</p>
<p>
</p>
<p>
– Не гоношись, мишка! Не одолеть тебе Басмановых!</p>
<p>
</p>
<p>
Царь в ворота входит да никем неузнанный в тенечке встает. Смотрит он на бой шутейный, а у самого аж сердце заходится. Федька Басманов с братом своим младшим, Петькой, на медведя молодого с голыми руками идет. То сзади его захватят, то к забору спиной прижмут. Рычит мишка, губу топорщит, а справиться с братьями-молодчиками не может.</p>
<p>
</p>
<p>
Федька от морозу да драки раскраснелся. Глаза горят, на щеках румянец алый. Рубаха простая на груди порвана. По плечам белым кудри черные мечутся. Хорош Федька! Ох, ей-богу, хорош!</p>
<p>
</p>
<p>
– Эй, вы! Ну-ка, хватит забавляться! Время в караул заступать! – воевода с крыльца сыновей зовет. – Медвед ́ на цепь садите, пора службу государеву служить.</p>
<p>
</p>
<p>
Быстро стрельцы медведя захомутали. Ошейник железный на шею нацепили да в сарайку увели. Федька к отцу подходит, рубаху скидывает да спину крепкую для омовения подставляет.</p>
<p>
</p>
<p>
Очнулся Царь от морока. Вышел он на середь двора да воеводу окликнул.</p>
<p>
</p>
<p>
– Это что у тебя, воевода, в отряде творится? – улыбаючись, к Басманову-старшему Царь обращается.</p>
<p>