</p>
<p>
– Государь! Царь-батюшка ты наш! – воевода черпак с водой в снег бросает, Федьке на плечи рушник кидает да Царю до земли кланяется. – Застоялись без дела мои ребятушки. Вот и забаву себе придумали. Не серчай, государь! Ежели чего случится, не подведут тебя мои солдатушки!</p>
<p>
</p>
<p>
– Вот о деле государевом и надобно подумать! – Царь хмурится.</p>
<p>
</p>
<p>
– Проходи, государь, в избу мою, с морозца чайком тебя приветят. А я мигом возвернусь, – снова воевода кланяется.</p>
<p>
</p>
<p>
– Да сыновей своих зови, – Царь мимоходом отвечает да в избу идет. – Мне сейчас люди верные до зарезу нужны!</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Солнышко яркое в окошко мутное заглядывает. Светло и чисто в горенке маленькой. Федька посреди комнаты стоит да полотнищем домотканным тело обтирает. Берет он блюдо серебряное, протирает его тряпицей чистой да в него глядится.</p>
<p>
</p>
<p>
Ой и лада ты, Федя! Ой и хорош! Кожа белая да чистая, словно девичья. Глаза раскосые, искорками веселыми сияют. Волосы черные от воды завитками пошли. А улыбка-то… Словно лучик солнечный озорует.</p>
<p>
</p>
<p>
– Эх, хорош! – Федька себе улыбается.</p>
<p>
</p>
<p>
– Да… Дал же бог сыну ляпоты такой, – воевода в горенку заходит да на сына лукаво смотрит. – А ты, Федя, балябой не будь. Пользуйся подарком божьим!</p>
<p>
</p>
<p>
– Так на одной красоте далеко не уедешь, тятя, – Федька к отцу оборачивается и рубаху чистую на себя накидывает.</p>
<p>
</p>
<p>
– А как Царь на тебя поглядывает, не видал ли? – полушепотом Басманов сыну говорит. Федька снова серебряное блюдо вскидывает и глядит на свое отражение.</p>
<p>
</p>
<p>
– Хм… Неужто забыть пляску мою не может?</p>
<p>
</p>
<p>
– То-то и оно. Феденька! Приглянулся ты ему, видать, – воевода сыну молвит да поближе подходит. – Ты уж, Федя, не ерепенься, коли Царю чего захочется, сунь стыд за пазуху подалее. Улыбайся ему поприветливей. На глаза ему чаще попадайся. Глядишь, и любимцем у него станешь.</p>
<p>
</p>
<p>
– Прав ты, тятя, – Федька отцу подмигивает. – Грех такой красотой не воспользоваться, да и не стыдно мне вовсе. Только одной ей-то Царя не удержать. Поди не один я хорош при дворе нынешнем. Тут, тятя, нужно с умом подойтить. Заприметил меня государь, уже хорошо. Захочет любви да ласки, не откажу. В душу его темную влезу! Стану светом в оконце. Чтобы без меня он ни минуты своей жизни не мыслил. Вот тогда, тятя, власть наша над Царем будет!</p>
<p>
</p>
<p>
========== Глава 5 ==========</p>
<p>
</p>
<p>
Царь в углу сидит красном да в окошко на улицу глядит. Думы мрачные словно угли раскаленные голову жгут. И колокол набатом гудит непрестанно.</p>
<p>
</p>
<p>
«Бежать… Бежать, куда глаза глядят! Подале от вражин боярских. От глаз алчных. От рук загребущих. От ртов, яд источающих. Прости меня, Господи! Слаб я душою. Страх меня гложет. Радость жизненную, словно колодец пустынный, иссушил. Бежать…»</p>
<p>
</p>
<p>
В горенку хозяин избы входит, а за ним и двое его сыновей. Поклонились они Царю да на лавку супротив него присели.</p>
<p>
</p>
<p>
– А скажи мне, Алексий Данилович, – Царь разговор начинает. – Предан ли мне ты да стрельцы твои?</p>
<p>
</p>
<p>
– Вот те крест, государь! Нет моей преданности граничения, – воевода с лавки подскакивает да на колени пред Царем бухается.</p>
<p>
</p>
<p>
– Верю… Верю тебе! – Царь мановением руки ему подняться велит. – А пойдут ли твои стрельцы за мной, коли прикажу?</p>
<p>
</p>
<p>
– Куды скажешь, пойдут! Хошь на край света. Хошь в горнило адово, – воевода снова в пол клонится.</p>
<p>
</p>
<p>
– Тогда слушайте меня внимательно, – Царь ко всем Басмановым обращается. – И чтобы все, что будет мной сказано, тут и осталося. Поднимайте стрельцов своих, да в поход сбирайтеся. В воскресение Московию покинем.</p>
<p>
</p>