Кто знает дорожку в смерть и из смерти.
И если человека начнёт мучить, со света сживать дикая сила, с какой ему не справиться, да так не справиться, что других вокруг себя пожечь может, — для него и от него единственное спасение эта самая страшная ведунья.
Жуткое дело — Анея поёжилась. Дважды при ней управлялась с такими старая Велиславна, творила тех, кто не погибелью для людей родного языка станет, но защитой. Бр-р! До сих пор ужас пробирает…
Ей самой, Анее Вольховне, солоно на том дворе пришлось, ой как солоно!.. Так зачем это ей всё? Нет уж, лучше так, как сестрица Добронега — от града ко граду ходить, людям помогать, болезни отводить. Или как сестрица Предслава — на переднем краю, на самой границе, охранять, защищать, если что — так и в драку. А на дворе этом жутком сидеть?..
— Смотри, — вдруг проговорила Анея, точно и не слыша насмешки былой наставницы. — Смотри, Верея Велиславна, вон он — зрячий-то! Не усидел в засаде, высунулся!..
Старуха вскинула голову, сощурилась.
— Ну да, высунулся. Эвон, в плаще чёрном, да в шляпе этакой смешной, как труба круглая.
— Силён, зараза, — прошипела Анея, сжимая кулаки. — Насквозь зрит! И холод в нём. Такой холод, что… — она не закончила, лишь потрясла головой.
— Нет, — ледяным тоном сказала Верея. — Плохо я тебя учила. Драла мало. Что значит «холод такой»? Истинная ведунья – она в корень зрит, в сердцевину, суть видит! Как ты чары сплетёшь, коль нужно будет по-настоящему кровь ему в гниль обратить? Со свету сжить? Чтобы занемог, чтобы не встать ему было? А ты что? «Холод такой» — и всё?
— Наставница… — обмерла Анея Вольховна. — Зачем?! Сама же знаешь, эти чары держи — не удержишь, вырвется лихоманка на волю, сколько людей с того помрёт! Болесть, она ведь не разбирает, где свои, где чужие, что войско вражье, где просто жители!
— Вот потому-то, — Верея внушительно откашлялась, — и отдали мне ребятишек учить, не тебе. Нет в тебе настоящей силы, Анея. Злость есть, да и та по верхам, а настоящей, глубинной ненависти, да и ярости чистой — нету. Вот только на злости мелкой далеко не уедешь, милая. Рановато ты от меня ушла, девонька. Ты на меня злилась только, а должна была уметь и возненавидеть по-настоящему. Тогда у наставницы с ученицей всё получается, когда чувства настоящие меж ними. И любовь, и ненависть. Всё вместе. Как в жизни.
Анея не ответила. Замерла, вглядываясь в уходящий из-под ног луг и реку с тёмной водой далеко внизу.
Кружит над руслом пустельга, затаился бобёр в речных зарослях. Всё хорошо. Силы вокруг много — и в воде, и в земле, и в ветрах. Как там Добронега делает, когда старается? «Локоть-ладонь-пальцы»? — Анея невольно фыркнула.
Безо всякой особенной магии, лишь сделав чуть более зорким собственный взгляд, она видела высокого подтянутого мужчину в странном и нелепом одеянии — длинном, ниже колен, чёрном сюртуке с белоснежной рубахой под ним, чёрным галстуком-бабочкой и в высоком цилиндре. Анея Вольховна успела достаточно узнать об имперцах — перед ней был один из «лордов», как их прозывали простые обитатели юга.
Лорду кланялись почтительно, даже подобострастно. Тот в ответ кивал коротко и отрывисто. Пузатый невысокий человечек в кожаной тужурке и высоких сапогах, с пачкой светлых листов в руке что-то горячо объяснял.
Розмысел, видать, — «инженер», как таких звали имперцы. Ишь, волосья какие на лице — с боков отрастил, а подбородок бреет.
Лорд внезапно и резко вскинул руку. В ней что-то блеснуло, а затем — огонь, грохот, ударивший по ушам почти погрузившейся в транс ведуньи особенно сильно.
На тёмной серовато-синей поверхности реки взметнулся фонтанчик воды.
— Заметил! — охнула Анея.
Вода забурлила, какое-то существо рванулось к противоположному, северному берегу. Лорд резко выкрикнул команду, не прекращая стрелять.
Анея знала, на что способны многозарядные ружья и пистоли имперцев. У северян такого не было — только-только заполучили сколько-то всеми правдами и неправдами, стали разбираться, что в них и как.
Чёрная пустельга камнем рухнула с небес, выставив когти, целясь в лицо стрелявшему.
— Верея! — молодая ведунья уже тянула, поднимала из реки облака густого тумана, уже свивала ветер тугим комком, швыряя его, словно пушечное ядро, прямо туда, на правый берег.
Странная вещь — сила. Казалось бы, стихии тебе подвластны — рази! Пусти пал, сведи с неба палящие молнии, заставь самую мать-сыру землю расступиться; так, да не так.
Бьёт в кузне пудовым молотом могучий кователь, а потом из грубой его заготовки настоящий мастер творит уже конечную вещь. Ворожеи, ведуньи, чародейки — не молотобойцы, другой дар у них. Защищать и оборонять, а не уничтожать. Эвон, даже подземное пламя усмиряем, а не тушим, не губим его.
К стрелявшему лорду меж тем с завидной лихостью и быстрой выскочили сразу шестеро стрелков; припали на одно колено, вскинули длинные ружья; река перед ними уже почти кипела, клубы густого тумана вздымались над ней, словно над котлом, что стоит на сильном огне.
Ветер ударил в лица стрелкам, швырнул им в глаза пригоршни брызг, речного песка, даже мелких камешков. Подействовало, но не слишком — четверо из шести имели предусмотрительно опущенные круглые очки.
— Верея!
Старая ведунья замерла корявым древесным корнем. Не шелохнётся, точно так и померла стоючи.
Чёрная пустельга сшибла высокий цилиндр с лорда, когти её пробороздили ему щёку; вновь взмыла вверх, и в этот миг лорд, не обращая внимания на текущую по лицу кровь, вскинул руку — выстрел! выстрел! выстрел!
У пустельги подломились крылья, она камнем рухнула к земле — и точно так же оборвалось сердце у Анеи.
На посохе Вереи Велиславны яростным огнём вспыхнули янтарные глаза-вставки.
Незримая сила подхватила падающую соколицу, удержала над самой гладью реки; а туман уже смыкался, наползал на берег, и в нём тонуло всё — и машины, и люди.
Выстрелы поневоле стихли.
Из воды выбрался Ольг, пошатываясь, с него лила вода, окрашенная кровью. На берег незримая рука опустила чёрную пустельгу, и мальчишка подхватил её, несмотря на рану.
Анея сорвалась с места, ветер засвистел в ушах. Ну, карга старая, что я тебе говорила?! Погубила ребят, ни за что погубила!..
Старая же ведунья по-прежнему не трогалась с места. Только на посохе её горели жёлтым огнём глаза хищной птицы.
Дальше Анея уже не видела, потому что разом надо было держать и туман, и ветер, не ослабляя напора, потому что с того берега вновь хлопнул выстрел, за ним ещё и ещё. Стреляли, похоже, наугад.
Ольг шёл, шатаясь, неся в руках чёрный комочек перьев — пустельгу-Зорьку, и было это очень плохо, потому что раненый маг-превращальщик обычно возвращается в человеческий облик, а вот если не возвращается…