На буковую рощу, через которую мы только что скакали, я теперь смотрела сверху, как жаворонок, и видела только густые кроны деревьев, покрытые блестящими изумрудными листочками и крохотными, влажными почками каштанов. Серебряные березки дрожали на ветру, как язычки пламени.
Справа от нас Экр разбросал дюжину своих беленьких, опрятных коттеджей. Дом викария, церковь, деревенские грядки располагались вокруг огромного, стоящего в самом центре деревушки, каштана. Позади них, отсюда казавшиеся миниатюрными, как коробочки, виднелись лачуги сквоттеров [2] , арендовавших клочки общественной земли. Эти лачужки, крышей которым служила солома, а иногда просто остов сломанной телеги, даже издалека резали глаз своей бедностью. Зато к западу от Экра, подобно желтой жемчужине, лежащей на зеленом бархате, среди высоких гордых деревьев и просторного парка, возвышался Вайдекр Холл.
Отец вынул поводья из моих пальцев, и большая голова лошади склонилась низко к траве.
— Замечательное место, — сказал он как бы про себя. — Не думаю, что во всем Суссексе найдется что-нибудь более красивое.
— Папа, в целом мире нет ничего красивее, — с уверенностью четырехлетнего ребенка ответила я.
— Гм-м-м, — мягко улыбнулся мне отец. — Может быть, ты и права.
Когда мы возвращались домой, отец шел рядом с лошадью, придерживая разлетающиеся оборки и кружева моей юбочки, пока я в горделивом торжестве возвышалась на спине могучего гиганта. Потом он прошел вперед, оглядываясь и давая на ходу инструкции.
— Сядь ровнее! Подбородок выше! Руки опусти! Не натягивай так поводья! Хочешь поскакать? Ладно, выпрямись и сожми ее бока пятками. Вот так! Хорошо! — Его радостное лицо превратилось в смутно белеющее пятно, а я уцепилась изо всех сил за подпрыгивающее седло, объятая страхом.
Совершенно самостоятельно я проскакала до конца аллеи и с триумфом остановила лошадь у террасы. Но аплодисментов не последовало. Мама скептически посмотрела на меня из окна гостиной, затем вышла на террасу.
— Поди-ка сюда, Беатрис. Ты очень долго отсутствовала. Отведите, пожалуйста, мисс Беатрис наверх, выкупайте и переоденьте ее, — сказала она, жестом подзывая няню. — Вся ее одежда должна быть выстирана. А то наша девочка пахнет, как грум.
Они свергли меня с вершины блаженства, и глаза отца с сочувствием наблюдали за мной. Торопливо направившись к дому, няня неожиданно остановилась.
— Мадам! — обратилась она к маме, и ее голос дрогнул.
Они увидели, что все кружева моей юбочки запятнаны кровью. Быстро подняв ее, мама с няней обнаружили, что мои колени и лодыжки стерты до крови краями седла.
— Гарольд! — с укором произнесла мама. Это был единственный вид упрека, который она себе позволяла. Отец приблизился и поднял меня на руки.
— Почему ты не сказала, что тебе больно? — спросил он, и его глаза сузились. — Я бы на руках отнес тебя домой. Почему ты мне ничего не сказала, малышка?
Мои колени болели, как будто их обожгло крапивой, но я ухитрилась улыбнуться.
— Мне понравилось скакать на лошади, папа. И я хочу снова поездить на ней.
Глаза отца заблестели, и раздался его глубокий счастливый смех.
— Сразу видно, что ты моя дочка! — воскликнул он в восторге. — Хочет опять скакать, ну как вам это нравится? Ты обязательно будешь ездить верхом. Я завтра же поеду в Чичестер и куплю тебе пони, и ты сразу же начнешь учиться верховой езде. Скакала, пока не сбила колени, и это в четыре года, а? Нет, это точно моя дочка.
Все еще смеясь, он повел лошадь на конный двор, а я осталась вдвоем с мамой.
— Мисс Беатрис лучше отправиться прямо в постель, — приказала она няне. — Она устала за сегодняшний день. Больше она скакать верхом не будет.
Разумеется, я снова и снова ездила верхом.