— Она не станет управлять фермой, когда вырастет. И ей надлежит вести себя подобающим образом.
Папа покраснел от гнева.
— Она — хозяйка Вайдекра. — Он начал говорить слишком громко, и чашки на столе подпрыгивали в такт его словам. — И что бы она ни сделала, как бы себя ни вела, ею и останется. На этой земле ее слово всегда будет законом.
Мама была бледной от непривычной борьбы.
— Ну что ж, — процедила она сквозь зубы. — Пусть будет, как вы приказываете.
Она встала из-за стола, взяв свою шаль и письма. Я видела, как дрожат ее пальцы. Она едва сдерживалась, чтобы не дать волю горьким, обидным слезам. Отец не посторонился, чтобы пропустить ее в дверях, и она стояла перед ним с выражением ледяной ненависти.
— Да, именно так, — продолжал греметь отец. — Нося это имя, Беатрис может делать все что угодно, на этой земле. Вам не нужно бояться за нее, мэм.
Мама стояла как статуя, пока он не пропустил ее. После этого она вышла, не уронив достоинства, своей изящной походкой. Папа повернулся ко мне, сидевшей в полном молчании.
— Тебе ведь не хотелось бы оставаться дома, правда, Беатрис? — спросил он с интересом.
— Я — хозяйка Вайдекра, и мое место — на земле, — твердо ответила я, слезла со стула, и мы рука об руку вышли из дома.
Мама наблюдала за мной из окна гостиной. Забравшись на пони и почувствовав себя в полной безопасности, я подъехала к террасе. Мама вышла, томно и неторопливо подметая своими надушенными юбками ступени, ее глаза щурились от солнечного света. Я извиняющимся жестом протянула ей руку.
— Прости, мама, и не грусти. Я могу остаться дома завтра, — предложила я. Но мама не стала подходить к перилам. Она очень боялась лошадей.
— Я стараюсь понять тебя, — она подняла на меня глаза. Ее голос был грустным и полным жалости к себе. — Мне кажется, все, что ты любишь — это земля. По-моему, ты и папу любишь только потому, что он хозяин этой земли. Твое сердце полно Вайдекром настолько, что там вряд ли найдется место для других чувств.
Пони забеспокоился, и я погладила его по шее. Тогда мама отвернулась и пошла к двери, оставив меня в довольно глупом положении. Я отпустила поводья, и мы поскакали по вымощенной гравием аллее на простор. Солнечный свет падал на мое лицо, тени деревьев весело плясали на земле, и я очень скоро забыла о несчастной женщине, только что оставленной мной, впереди была свобода и работа, которую мне предстоит сделать.
Гарри, мамин любимец, тоже разочаровал маму. Его не привлекали ни зеленые холмы, ни меловые карьеры Вайдекра, ни даже наша серебряная речка Фенни. Он пользовался любым предлогом задержаться у нашей тетушки в Бристоле и говорил, что вид городских труб. и крыш для него гораздо приятнее нашего пустынного и широкого горизонта.
И когда отец высказал мнение, что Гарри следует отдать в школу, мама побледнела и протянула руки к своему единственному сыну. Но глаза брата блеснули радостью, и он тут же согласился уехать. Бедная мама оказалась бессильна противиться отцовской уверенности, что Гарри нуждается в лучшем образовании, чем его собственное, и спокойному желанию уехать, высказанному самим Гарри. В августе, когда брат опять захворал, мама, няня и все четыре горничные спешно готовились к отъезду из дома одиннадцатилетнего героя. Папа и я старались спастись от этой суматохи. Целые дни мы проводили на пастбище. Гарри же целые дни торчал в библиотеке, читая новые учебники или выбирая книги для школы.
— Неужели ты хочешь уехать, Гарри? — однажды недоверчиво спросила я.
— Почему бы нет? — удивился он, ежась от сквозняка.
— Оставить Вайдекр. Это невозможно! — воскликнула я и беспомощно замолчала.