Треверс не мог знать, какие мысли или воспоминания вызвал он к действию своими словами, но, увидев, как поменялось лицо девушки, произнёс:
- Пожалуй, я был слишком дерзок, напомнив вам что-то неприятное, - невольно его голос зазвучал мягче, а в глазах пропала насмешка. Минуту назад он готов был смеяться над всем миром. Но встретив чистое юное существо, которое он внезапно разгневал своей дерзостью, мистер Треверс усмирил свой характер.
- Нет, ничего такого, о чём мне было бы неприятно вспомнить, - ответила уже спокойно Мэри. - Боюсь, что вы заставили меня задуматься, а это не слишком приятное занятие для такой девушки, как я. Ум девушку не красит.
- Почему же?
- Ну так обычно считается. Ибо она начинает обо всём иметь своё мнение, а оно не всегда совпадает с общепринятым.
- Так какое же сейчас вы подумали мнение, отличное от общепринятого?
- Боюсь, вам оно придётся не по нраву.
- И всё же я охотно его выслушаю.
- Я подумала, что грешно заставлять девушку выходить замуж, только потому, что для обоих это считается выгодной партией. А потом придавать этому вид любви и до конца жизни нелепо следовать этому виду.
- А что, вы считаете лучшим не следовать виду и жить, не соблюдая приличий?
- О нет! Я вовсе ничего такого не имела в виду! Просто я не люблю ложь и фальшь, мне противна неискренность в любом виде. А людям, живущим в таком супружестве, ежечасно придётся лгать друг другу, не отдавая даже в том себе отчёта.
- Так вы считаете, что брак возможен только по любви?
- Да, для меня ответ именно таков. И я считаю, что любая девушка, если она честна перед собственной совестью, должна ответить также.
- О да, должна! Но многие ли из тех, кто так смело сейчас отстаивает свою точку зрения, проходят искушения богатством? Вы ещё слишком юны, чтобы рассуждать об этом. - В голосе мистера Треверса прозвучала неприкрытая горечь, а выражение лица стало суровым и грустным.
Мэри заметила эту перемену, но не стала задумываться, чем она вызвана. Она ответила мистеру Треверсу. Но ответ прозвучал тише. Пламя гнева, разгоревшееся в душе, внезапно угасло.
- Я так не думаю. Право рассуждать о чём-либо не зависит от физического возраста человека, только от того, насколько он знает Божий закон и собственную натуру.
- Всё равно, вы слишком молоды и ваше мнение может измениться.
- Я надеюсь, что оно не изменится, иначе я бы сама себя не уважала.
Сказав это, девушка гордо подняла голову, но поймав на себе странный, испытующий взгляд мистера Треверса, зарделась и опустила глаза. Она стояла так, стесняясь, не смея даже шевельнуться. Странная робость снова, как и в начале разговора сковала её. Мистер Треверс, кажется, внимательно, но молча изучал её. Она не успела спросить, какие он сделал выводы, когда их общение прервал полковник Фарджел. Он уже прощался, и Треверс сразу присоединился к другу, тоже попрощавшись с Мэри. Ей показалось, что, уходя, он даже вздохнул с облегчением.
- Мы зайдём на следующей неделе, миссис Лодж!
- Я буду рада вас видеть снова. Да думаю, и Мэри с Джеймсом тоже.
- Я буду очень рад! - горячо поддержал эти слова Джеймс. - Не забудьте, полковник, вы можете охотиться в моих угодьях, сколько захотите. А вы, мистер Треверс, не любите ли охоту? - Джеймс повернулся к Треверсу, ожидая ответа.
- Боюсь, я разочарую вас, мистер Камминг - я мало смыслю в этом деле.
- Ну в таком случае, всё равно, приходите вместе с вашим другом. Пока он будет охотиться, вас займёт миссис Камминг и моя сестра Маргарет. И, я думаю, вам не покажется тогда времяпрепровождение таким скучным, как сегодня.
- Я постараюсь прийти.
На этом джентльмены откланялись. Вслед за ними отправились по домам миссис Уинсли и миссис Кирк с дочерьми, бурно обсуждая сегодняшние события.
Глава 2
Весеннее солнце заливало ярким светом большую комнату. Несмотря на массивную старомодную кровать с балдахином и пологом, потёртые кресла и тяжёлый туалетный столик с зеркалом и лепными золотыми херувимами на раме, комната казалась уютной. Она хотя и была обставлена в таком же стиле и тонах, как и, ненавистная Мэри, гостиная, (а тёмные деревянные панели на стенах словно были созданы для того, чтобы навевать уныние), но тепло юной, свежей жизни чувствовалось здесь особенно, бросая какой-то новый отсвет на все предметы. Мэри привнесла в комнату дорогие сердцу краски. Яркая кружевная скатерть на туалетном столике, букет, перевязанных атласной ленточкой первоцветов в вазе, розовая девичья шляпка, небрежно брошенная на кровать, связка писем, вставленных между рамой и зеркалом, а на кресле - любимые романы - всё здесь дышало своей собственной нежной жизнью.
Девушка подошла к окну и открыла его. С наслаждением вдохнув запах весны, она подставила лицо ласковым солнечным лучам. Глаза её были закрыты, губы улыбались. Так она стояла несколько минут с мечтательным выражением на лице. Потом словно стряхнув с себя грёзы, достала из массивного комода дневник с обложкой из кожи, отделанной зелёным бархатом. Помедлив немного, она, устроив дневник, перо и чернильницу на подоконнике, начала писать.
"Май, Блэкберри-Холл
Вчера, после ухода гостей, матушка совсем замучила меня своими отзывами и нравоучениями. Мне пришлось отвечать ей на вопросы так, как она хочет слышать, и поддакивать во всех её суждениях. Если бы я этого не делала, у неё бы начался очередной приступ мигрени. Как же я устала от этого!
Мне так хочется хотя бы немного отдохнуть от всей этой фальши, помечтать! Надоели все эти светские этикеты и разговоры ни о чём. У меня было вчера такое неприятное ощущение, что мы выглядим как марионетки. Говорим одно и то же, ходим по заведённой программе. А мистер Треверс смотрит на всех нас свысока и смеётся над каждыми нашими поступками и движениями. С одной стороны - это, конечно, отвратительно, так смеяться надо всеми. Но с другой стороны, (и это как раз самое страшное!) он ведь в чём-то прав. Эта фальшь душит меня. Я хочу побыть самой собой, без притворных фраз о здоровье и погоде, без ложных улыбок и сплетен.
Но и мистер Треверс вызывает у меня отвращение своей презрительностью, которая в нём не знает границ, как будто он презирает весь мир, и смотрит на всех с высоты своей гордости. Хотя ведь он почти нищий и ему нечем гордиться. Отец его умер банкротом. И, говорят, что у него нет денег даже на прислугу. Только старая кухарка, она же экономка, готовит ему. И поэтому мистеру Треверсу даже приходится иной раз самому разжигать камин!
Но даже его бедность не является оправданием в его дерзости. Нельзя смеяться над людьми только из-за того, что они поступают так, как принято, а не как хотелось бы!
Хотя есть в этом человеке что-то интересное, необычное, что выделяет его из других людей. И какая-то странная печальная резкость в голосе. Наверное, он очень горевал по своему отцу. Но, что бы я там не думала, он явно не герой моего романа".
Помедлив, Мэри отложила перо в сторону. Она никогда не умела связно излагать свои мысли так, чтобы получилось достоверное описание событий. Скорее, она записывала свои чувства, да и то только потому, что её с детства приучили к ведению дневника. А чувства её формировались из чтения романов, которые не всегда воздавали должное простоте и хорошим манерам.
- Мэри, дочь моя! - Знакомый голос вывел девушку из царства грёз.
- Да, мама, уже иду.
Мэри вздохнула, закрыла окно и отправилась к матери. Та ждала её в своей спальне. Это была тёмная и душная комната, обставленная в общем мрачном стиле, характерном для старинного родового имения Лоджей. Но она, однако, отличалась от спальни Мэри, как старость отличается от молодости.
В комнате у Мэри пахло свободой и юностью, а здесь стоял затхлый запах сырости. Никакие цветы или предметы туалета не оттеняли холодную чопорность этой комнаты. Стены были оклеены обоями ежевичного цвета (наверное, чтобы соответствовать названию дома). А над кроватью висели портреты, как будто перенесённые сюда из гостиной. Они располагались на стене точно в таком же порядке и представляли собой уменьшенные копии тех портретов. Миссис Лодж, казалось, доставляло странное удовольствие постоянно находиться под взглядами своих умерших родственников. Мэри же здесь чувствовала себя также неуютно, как и в гостиной.