— Боюсь, нас ожидает весьма неприятное известие, — сказал он и захлопнул ноутбук. — Весьма-весьма неприятное.
— К нам едет ревизор, — попробовал я догадаться, но глядя на кислую рожу собеседника, констатировал. — Похоже, целая куча ревизоров.
— Это на тебя так путешествие повлияло? — поинтересовалась соседка, внимательно изучая слякоть за окном. — Или ты всегда был дебилом?
Паша гыгыкнул и вывернул баранку, поворачивая автомобиль. Мы остановились перед огромными воротами в трёхметровой высоты стене из багрового ракушняка. На воротах, наклонившись друг к другу, дружно плакали две чёрные монахини. Ливший, как из ведра дождь, превращал их рыдания в нечто метафизическое. По крайней мере, мне так казалось.
Дверь в будке охраны приоткрылась и наружу показался чей-то длинный нос, украшенный чернильным пятном.
— Паша, ты? — пискнул пронзительный дискант.
— Открывай, — буркнул человекошкаф, приспустив окно. — Понабирают, блин, дебилов.
— А поподробнее о неприятных известиях, — я решил-таки прояснить ситуацию. — Кажется, последние два мне что-то недоговаривают. Нафига я жену отправил к родителям?
— Чтобы женщина спокойно расслабилась на стороне, — съязвила Диана и хихикнула. — Она стесняется это делать у тебя на глазах.
— Очень смешно. Ты, похоже, ни хрена не стесняешься.
— Пётр Степанович очень негативно относится к изменам, — нравоучительно заметил Хробанов, — С предыдущей супругой он развёлся именно по этой причине.
— Ага и её так и не нашли, — хмыкнул Паша и вкатил лексус внутрь. — То есть — совсем развёлся.
— Павел, не надо ёрничать и создавать почву для дурацких слухов, — Хробанов поморщился. — Елена Константиновка получила большую сумму и уехала за границу. Иные мнения, я считаю вредными для репутации Петра Степановича.
— А ты не хочешь получить крупную сумму и уехать за границу? — поинтересовался я у Дианы, и она изобразила дегустатора лимонов. — Странно…
Паша захохоталядиана из всех сил стукнула его мундштуком по затылку так, что я услышал гулкое эхо удара, отражающееся от стенок черепа. Громила тихо охнул и оборвал смех.
— Говнюк, — это уже мне. — Когда-нибудь я не выдержу и вырву твой поганый язык.
— Думаю, в свете предстоящего нам не стоит нагнетать обстановку, — заметил Хробанов. — Ситуация и без того, достаточно напряжённая.
— О чём это? — не понял я. — Что всё-таки предстоит?
Ответа так и не последовало. Возможно по той причине, что автомобиль остановился и все покинули салон. Даже Паша швырнул ключи какому-то вертлявому парню и пообещал свернуть тому шею, если он что-то не сделает или сделает не так. Хочешь — не хочешь, а приходилось выбираться под ледяные струи, которые противный ветер норовил направить то в лицо, то за шиворот. Даже и не знаю, что хуже, но за время, которые мы потратили на путь к дверям особняка, я успел наполучаться и одного и другого.
Хранилище Утюгов было огромным четырёхэтажным дворцом с массивной колоннадой и широкими, словно миниатюрные футбольные поля, балконами. Высоченные окна, словно исполинские зеркала позволяли разглядеть искажённое отражение окружающего особняк сада, больше напоминающего ухоженный лес.
Мы трусцой проследовали внутрь, где я вдоволь насладился сценой в духе: «Фантомас разбушевался». Диана чехвостила всех подряд, начиная от Паши и заканчивая несчастной прислугой. Никто, видите ли, не озаботился прикрыть бедную головушку хозяйки от дождя. И теперь её причёска за двести евро пришла в полную негодность. Я только приглаживал свою мокрую шевелюру, на которую тратил десятки деревянных и ухмылялся.
— Диана Станиславовна, — остановил буйство стихий Хробанов. — Давайте вы продолжите в другой раз. Времени нет совершенно. Пар можно выпустить и попозже. Виктор Семёнович, прошу.
Из бокового коридора появился начальник внутренней охраны Утюга — Виктор Семёнович Самойлов, мужчина неопределённого возраста с физиономией алкоголика, страдающего постоянным абстинентным синдромом. Глаза Самойлова очень подходили его серой физии, такие же тусклые, с какой-то страдалинкой в глубине. Габаритами он лишь малость уступал Паше, но двигался так легко, словно дикий кот на охоте. При этом отличный костюм сидел на нём так криво и косо, что создавалось жуткое ощущение, будто рядом находится порхающее пугало.
— Ёп-та, — сказал Самойлов и поправил микрофон. — Хорошо, скоро будем. Да, ёп-та, отвали. Сюда, пожалуйста.
Громадный особняк заполняли полчища охранников, которых можно было обнаружить даже в тёмной кладовой. На ум приходили всякие мудрёные термины, типа паранойи и мании преследования. Странное дело, человек одной ножкой уверенно пробует на мягкость могильную земельку, а около второй поставил столько телохранителей, что хватило бы и на сотню знаменитостей. Я к чему, со всей этой прорвой дуболомов начальник охраны непрерывно общался, из-за чего понять, когда он обращается непосредственно к тебе, становилось задачей весьма нетривиальной.
Этим коридором я уже несколько раз ходил. Похоже, Сам решил ещё раз что-то лично просипеть. Ну, по крайней мере колоть и кромсать меня сегодня не станут. И всё же, что такого важного ожидает всех нас в ближайшее время? Коридорчик был совсем маленьким и узким, поэтому по нему передвигались лишь люди в белых халатах, когда толстенькая полярная лисичка начинала свои брачные игры с хозяином дома.
— Ёп-та, — бубнил Самойлов. — Неужели трудно обеспечить дорогу, чтобы какая-то пи-да не напортачила? Я тебя, ёп-та, о чём просил, мудила? Просто убери нахер посторонних! На кой ты, ёп-та, устроил весь этот шорох? Сейчас, одну секундочку, Диана Станиславовна, обождите. Сергей Николаевич, сначала — вы. Ёп-та, я тебе яйца поотрываю по самые тестикулы, понял?
— Тестикулы, — как-то задумчиво произнёс Паша. — Хм…
— Новое слово? — участливо спросила Диана. — Продиктуй в диктофон, я тебе позже растолкую.
— Думаю он и так догадывается, что именно ты любишь сжимать в кулаке, — угрюмо отозвался я.
— Свои побереги, — огрызнулась эта змеюка. — А то сожму — мало не покажется.
Дверь, за которой исчез Хробанов, приоткрылась и раздался громкий шёпот:
— Входите.
— Я тут, — откликнулся Самойлов и продолжил свой разговор с пустотой, — Ёп-та, ну повесь ты табличку: «Ремонт» или что-то в этом духе. Ну какого ты мне паришь?
Окончания интереснейшего монолога я так и не услышал, потому что массивная дверь захлопнулась за спиной, отсекая все звуки по ту сторону своего дубового тела.
Я оказался в небольшом зале, практически полностью окрашенном в бледно-голубой цвет. Посреди комнаты располагался предмет, отдалённо напоминающий кресло, над которым долго и упорно работали скульпторы-авангардисты. Внутри чудовищного приспособления прятался крохотный высохший человечек, присоединённый доброй сотней проводов и шлангов к непонятным приборам, баллонам и прочей гудящей машинерии. На неподвижном сером лице, изборождённом глубокими морщинами, яростно пылали пронзительные чёрные глаза. Я поёжился. Под взглядом Утюга мне всегда казалось, будто мысли просвечивают мощным рентгеном, причём включают его на полную.
Тонкая иссохшая ручка, напоминающая лягушачью лапку, приподнялась и слабо взмахнула.
— Садитесь, — просипел голос призрака.
Ух ты! Кто-то притащил небольшие раскладные стульчики и поставил их полукругом перед устрашающим агрегатом. Прежде мы совершенно демократично стояли пред царём мира сего и выслушивали его советы и пожелания в полной тишине.
Диана протанцевала по толстой ковровой дорожке и со вздохом: «Привет, пупсик» поцеловала мумию в лобик. Как трогательно! Интересно, а этот Рамзес ещё как-то умудряется её трахать или только за жопу щупает?
— Сядь, — хрипнул Утюг, — Дело важное.
Хробанов остался стоять рядом с шефом, невзирая на то, что стульчик ему тоже принесли. Он с задумчивым видом читал надписи на табличке, пришпиленной к спинке кресла. Судя по насупленным бровям и складкам у рта, дела шли не очень хорошо. А учитывая то, что Сергей Николаевич умел неплохо скрывать чувства, пресловутая лисичка пряталась где-то, совсем рядом.