От Учихи полыхнуло бессильной яростью — но буквально через несколько секунд он расслабился и прекратил дергаться. Урок Белый Змей не прервет, но не стоит добавлять ему удовольствия от ситуации. Лучше подумать трезво… старательно не обращая внимания на лезущий, куда не звали язык.
Трезво думать… отрешиться от языка в штанах, руки на плече, и счастливо мурлыкающего приставучую мелодию Змея за спиной. Тяжело, но помогало то, что это в принципе единственное, что он сейчас мог сделать.
Как ни крути, но такое поведение для Орочимару было не характерно. Он, конечно, тот ещё маньяк, любящий двусмысленно шутить и облизывать что ни попадя, но… х-ха… мурашки побежали! …но так далеко он никогда не заходил. Да и сейчас… это больше походило на игру. Подумаешь, язык… техника языка… а сам ржёт, з-зараза!
— М-м-м, какие ножки… так бы и съел, — пакостно заметил Змей
— Страдаешь самоканибализмом? — все-таки не удержался Саске.
Оставаться расслабленным не стоило и пытаться, так что единственной возможностью скрыть свою реакцию были напряженные мышцы. Продержаться так Учиха мог довольно долго — мог бы, если бы не такие мощные отвлекающие факторы. Тренировка, это тренировка… не думать о гуляющем по бедру и животу языке, думать об уроке… Ксо, да пусть уже лучше говорит, к двусмысленностям в исполнении Орочимару Учиха давно привык!
Змей засмеялся не менее пакостно, чуть придвигаясь и прижимаясь к спине. Погладил по голове, как маленького ребёнка:
— Неужели в этой симпатичной шаринганистой головушке есть мозг?.. Где-то же такое сложное слово хранилось. Может, он всё-таки в голове, а не как обычно у подростков. М? Давай проверим…
И язык, до этого только дразнящий, всё же забрался между ног.
Учиха дернулся, закаменел окончательно, притиснулся к стене, камень которой и сковывал руки, отчаянно мечтая окончательно с ней слиться. Пока еще не поздно, пока удается делать вид, что все равно… что прикосновения горячего и влажного языка не только не-противны.
Про-кля-та-я фи-зи-о-ло-ги-я.
— Кажется, мозг всё-таки там, а не здесь, — разочарованный вздох, ещё одно прикосновение к волосам. Что Учиха пытается отползти, Змея ничуть не смутило, он сам придвинулся ближе, окончательно убирая пространство для манёвра. — Попробуем вернуть его на место? М? Как считаешь?
Язык свернулся плотной спиралью, обхватывая по всей длине и пульсируя.
Саске напрягся еще сильнее, хотя казалось бы — куда уже сильнее, сжал зубы, сдерживая прокатывающиеся по телу волны дрожи. Даже зажмурился в отчаянной попытке удержаться. Нет, нет, он не позволит себе сдаться… Ду-мать. Трез-во мыслить, вряд ли Змей пришел только потому, что как сопливая куноичи повелся на обаяние… ох-х… тем более, что вешающихся на шею мелких дур сам Учиха терпеть не мог, а Орочимару презирал… ум-м-м… но куноичи так точно не умеют.
Застывшее, изломанное напряжением лицо расслабилось, выпуская с губ первый вздох удовольствия.
Орочимару против воли залюбовался. Красив, чертяга… особенно когда вот так, приподняв голову и со вздохом на потемневших губах. Сначала приставать он не собирался, только напугать, давая хорошенько насладиться собственной беспомощностью, но Учиха не стал трястись от омерзения, наоборот… Ещё и удовольствие получает, засранец эдакий.
Язык прокрутил спираль и коснулся мошонки своим кончиком, заигрывая. Спираль продолжала извиваться, ходить вверх-вниз…
Щеки Учихи чуть зарумянились, ресницы затрепетали — вслушивается. Ловит реакцию собственного тела… чуть более глубокий вдох, скользнувший по губам кончик языка — нравится. Как ни изображай собственную отстраненность, тело здорового и полного сил подростка требует свое. Мышцы непроизвольно расслабляются, дыхание становится чаще, бедра подрагивают, а с губ срывается уже настоящий, хоть и тихий стон.
Кольца на поясе сжались сильнее, руки зарылись в волосы, посылая толпы мурашек в дополнение. Останавливаться сейчас Змей не собирался, хотя мог, благодаря моральному преимуществу сумасшедшего учёного. Но слишком притягательная конфетка в руках, пышущая молодостью, нахальством и упёртостью. Как тут не облизать?
Но Учиха не был бы собой, если бы мог просто расслабиться и получать удовольствие. Стоило ему немного освоиться с ощущениями, как в Орочимару уперся требовательный взгляд:
— Освободи руки.
— Ху-ху-ху, ты уже дозрел до требований?.. Возможно, если попросишь, я тебя даже послушаю… — и особо удачное движение языка, для закрепления эффекта.
Учиха прищурился. Мысли то и дело сбивались, дыхание частило, хотелось забить на все и застонать…
Расслабиться, чуть повести плечом, разминая замлевшую мышцу. Утишить бьющиеся внутри искорки чакры.
— Пожалуйста, освободи мне руки.
Орочимару подумал, коснулся стены, отменяя технику. Учиха просит? Очень нехарактерное поведение. То ли разомлел настолько сильно — что возможно, но маловероятно, — то ли задумал какую-то пакость.
Но почему бы и нет, если внутри всё так щекочет предвкушение обоих вариантов?
Учиха хмыкнул, аккуратно размял пальцы, проверяя их подвижность. Парой выверенных толчков освободил ноги.
И удобно разлегся на кровати, бесцеремонно подвинув Орочимару и не обращая внимания на язык. Взгляд из-под ресниц светился почти детским любопытством — следующий ход явно был оставлен за Змеем.
Орочимару сел и неторопливо втянул язык, виток за витком вокруг члена, вокруг пояса… втянул, прижмурился от удовольствия. Наклонился, заглядывая в лицо так, что волосы свесились пологом.
— Ну что, догадался, в чём смысл акции?
— Не стоит выкладываться до конца, если от этого не зависит жизнь, — поморщился Учиха. — Слабость провоцирует.
Так старательно изображает отстраненность и спокойствие, хотя румянец с щек никуда не делся. Да и взгляд…
Рискнешь спровоцировать старого змея, Саске-кун?
— Верно. Немало шиноби погибло, выиграв битву, но не пережив ночь, убитые банальным холодом или обычными животными, — Орочимару смотрел спокойно. Прикосновение кончиков пальцев к покрасневшей щеке вышло осторожным, пробным. — А ведь к тебе сегодня мог зайти не только я.
Учиха сильно сомневался, что на базе что-то может произойти без ведома старого змея, но озвучивать это не стал. Зачем говорить очевидные вещи?
— Продолжаешь одаривать меня бесценным опытом? — в странной тональности, будто хотел сказать ехидно, а вышло неожиданно серьезно.
— Обычно ты в него цепляешься всеми конечностями и рычишь, когда тебя пытаются отпихнуть, — Орочимару усмехнулся, наклонился ближе. — Неужели такой опыт тебя уже не интересует? А, Саске-ку-ун?
Учиха хмыкнул, шевельнулся… а в следующую секунду вцепился в Змея всеми конечностями и перекатился, подминая под себя:
— Могу порычать для полноты ощущений.
— М-м-м, неплохо, — Орочимару подался вперёд, лизнул край нежного белого уха и прошептал: — Можешь попробовать, рычащий Учиха… а покусать рискнёшь?
Саске задумался на пару секунд, потом наклонился, впечатываясь губами в губы Орочимару. Заткнуть змеиного санина это точно не поможет — если уж ему собственный язык не мешает — но было любопытно. Все-таки опыт с придурком Наруто вряд ли можно считать полноценным.
Орочимару с удовольствием облизал его губы, проник между ними, обвился вокруг языка, заполняя всю полость и проникая почти до горла. Руки скользнули по плечам, стягивая рубашку и оглаживая перетруженные мышцы. Змей выгнулся, прижимаясь всем телом. Саске удивился тому, что конечности у Орочимару гораздо более подвижны, чем санин обычно демонстрирует, но довольно мимолетно — был занят попытками вытолкнуть чужой язык из своего рта. А тело реагировало, подставлялось под прикосновения, и, биджу побери, прижиматься кожей к коже оказалось приятно.
Орочимару, не разрывая поцелуя, сел, легко приподнимая его, передвинулся, вызвав мимолётную дезориентацию, и опёрся спиной о стену. Всё это без участия рук, одним слитным змеиным движением… Пальцы дёрнули за пояс, развязывая.