Владыка Спрут кричал на своего придворного колдуна, топая ногами:
– Вран, ты подлец и изверг! Зачем, зачем ты с ней это сделал?!
Колдун ему отвечал сдержанно и учтиво:
– Мой государь, это всё её чары. Они зацепили твоё сердце. Прошу, только не вздумай в неё влюбляться, этого нам ещё не хватало!.. Ну ничего, ничего, я очищу тебя от её волшбы, и никакие песенки сладкоголосых дев не помешают нашим грандиозным планам!
Колдун заиграл молниями на кончиках пальцев, собираясь направить их прямо в сердце своего повелителя, когда раздался душераздирающий звон, как будто разом разбились все окна во дворце. В облаке сверкающих острых осколков на них летел человек-дракон в боевом облике: его стройное тело покрывали мощные щитки с отростками-шипами, обломки стекла отскакивали от кожистых перепончатых крыльев, растопыренные пальцы заканчивались кривыми смертоносными когтями, оскаленные клыки обещали жестокую расправу, а из ноздрей рвались струйки пламени. Его лицо пряталось под чешуйчатой маской, а глаза горели расплавленным золотом.
Раскалённая яростная струя ударила Врана, охватив с головы до ног бушующим огнём, но колдуна было не так-то просто сжечь. Он завертелся волчком, после чего взмыл к высокому потолку огромного зала чёрной птицей, чьи крылья в размахе не уступали драконьим. Началась схватка: Вран метал молнии в воина-дракона, а тот уворачивался и выпускал по противнику огненные струи. Одна молния попала отважному дракону в грудь, и он со стоном вскинулся, а потом резко спикировал к полу, но вырулил, кончиком крыла оцарапав Спруту щёку. Сцепив зубы, он снова бросился в бой.
Набежали воины, и в дракона вдобавок к молниям полетела туча стрел. Впрочем, все они отскакивали от его брони.
– Дураки, это же дракон! – каркнул Вран. – Используйте волшебные!
Воины тут же начали пускать стрелы, в наконечники которых Вран вложил свою магию. Дракон ловко уклонялся, но одна стрела всё-таки пробила его броню, попав в плечо. Неизвестно, как долго он продержался бы под обстрелом, но вдруг зазвучала песня...
Она проросла из пустоты – сначала тихо и измученно, как колыбельная, с которой выжившая мать укачивает дитя на пепелище, потом чуть громче – нежно, как оклик возлюбленной, а затем светло и величественно, как тризна по павшим воинам. Солдаты Спрута застыли как вкопанные, а у Врана отчего-то кончились молнии. Колдун скорчился и упал на пол, обернувшись человеком.
Леди Радуга находилась при смерти, все её огненные сосуды были уничтожены, но силы на последнюю песню она собрала. С губ Златы радостно сорвалось:
– Родная!..
Жива – это главное! Одним ударом меча девушка-дракон отсекла ослабевшему колдуну голову, и обомлевшие от песни воины ничего не смогли сделать. У Спрута горела борода, и он с воем носился по залу. Схватив леди Радугу на руки, Злата вылетела с нею в разбитое окно.
Поражённое молнией сердце стучало с перебоями, болело, но Злата не обращала внимания – летела быстрее ветра, ища надёжное укрытие. Она опустила леди Радугу на свой расстеленный плащ в укромной пещере, далёкой и недосягаемой, приложила ухо к груди: родное сердце билось.
– Дыши, любовь моя, держись, – прошептала она.
Кровь драконов обладала чудесными целительными свойствами. Надрезав себе кинжалом обе ладони, Злата заскользила ими по ожоговым струпьям... Кровь впитывалась без следа, открывая взгляду здоровую и гладкую, сияющую белизной кожу, которую Злата тут же покрывала поцелуями. Она не оставляла без внимания ни одного дюйма тела любимой, наполняясь тугим, как тетива, восторгом, но усилием воли подавляла в себе страсть. Сейчас главное – вылечить Радугу. В огне сгорели и её прекрасные волосы, и Злате, желавшей немедленно и полностью восстановить красоту своей любимой леди, оставалось только одно...
Наточив кинжал до бритвенной остроты, она снимала им свои волосы прядь за прядью. Себе она не оставляла даже четверти дюйма. Когда вся её тёмная и жёсткая грива аккуратно, волосок к волоску, лежала на полу, Злата закрыла глаза, и её голова покрылась шапочкой из чешуек. Над лбом выросли три пары рожек – две подлиннее и одна покороче, похожие на зубцы короны.
А леди Радуга тем временем приоткрыла мутные глаза – она была ещё очень слаба – и прошептала:
– Я должна была подумать... И сказать, смогу ли я ответить на твою любовь...
Злата нежно прижала её губы пальцем:
– Молчи, моя леди, береги силы. Мне ничего не нужно, только чтобы ты была жива, здорова и счастлива. Вот всё, чего я хочу.
Окуная пряди в свою кровь, она прикладывала их к голове леди Радуги, и те тут же приживались, будто всегда тут росли. Когда последний волосок очутился на своём месте, вся шевелюра озарилась сиянием, разгладилась и посветлела, став похожей на прежние, шелковистые и мягкие волосы волшебницы.
Злата закутала её, нагую, в свой плащ. Снаружи леди Радуга исцелилась, оставалось вернуть ей утраченный свет души... «Мы с тобой в чём-то схожи, моя леди. А именно, вот этим. Огнём», – закрыв глаза, Злата ловила эхо своих собственных слов. Собравшись с духом, она выдохнула себе в ладони весь свой внутренний огонь до последней капли. Больше она не сможет изрыгать пламя – ну и пусть. Главное, чтобы к любимой вернулась сила.
Она утонула в сиреневой глубине глаз волшебницы. Они открылись легко, будто та пробудилась от тёплой дрёмы в собственной постели, а не восстала из пепла почти в буквальном смысле. Обведя недоуменным взором пещеру и пощупав прядь волос, леди Радуга непонимающе спросила:
– Волосы немного другие... Что с ними?
– Они были моими, – чуть заметно улыбнулась Злата. – Твои сгорели. Удивительно: ты укротила мою своенравную гриву.
Брови леди Радуги дрогнули, рука протянулась к рожкам на голове девушки-дракона и потрогала их. Под её пальцами чешуйки маски осыпались с сухим шелестом, и Злата сомкнула веки, впитывая прикосновения любимых рук.
– Отдыхай, моя прекрасная леди, – открыв глаза и снова утонув в тёплых гроздьях сирени, сдержанно молвила она. – А я пока добуду что-нибудь съестное. Здесь ты в безопасности.
Она поймала на лету дикого гуся, насобирала топлива для костра и отыскала кремень для добычи огня. На подлёте к пещере Злата с нежным и радостным содроганием сердца услышала знакомую песню – ту самую, что когда-то пленила её навеки... Опустившись у входа, она прислонилась спиной к скале и слушала некоторое время, потом вытерла увлажнившиеся ресницы и вошла в пещеру.
– А вот и добыча, – сказала она и бодро принялась разводить у входа огонь.
Она била кремнем о кремень, высекая искру. Та не хотела высекаться. Леди Радуга смотрела в недоумении на такой способ добычи огня.
– Разве тебе не достаточно просто подуть на дрова?..
– Больше я так не могу, моя леди. – Злата, не сдаваясь, упорно била камнем о камень.
Леди Радуга, присев рядом, накрыла её руки своими и остановила эти попытки. Глядя на Злату испытующе-нежно, она проговорила:
– Мне почему-то кажется, что в моей груди бьётся твоё сердце и горит твой огонь... Ты отдала его мне. Ты исцелила меня, вырвала у смерти.
Кремни упали: леди Радуга сжимала руки Златы, а её губы тепло касались дыханием уст девушки-дракона.
– Я всё-таки должна дать тебе ответ, которого ты не дождалась. Я люблю тебя. Мне неважно, кто ты – Драко или Злата. Я просто люблю тебя...
Они стояли возле кучи хвороста на коленях. Между приоткрывшихся пол плаща сверкнула белоснежная нагота леди Радуги, и Злата, обожжённая ею, судорожно сглотнула и задёрнула плащ на ней, как занавески. Но руки волшебницы лебедиными шеями поднялись и обняли Злату, а меж их сблизившихся губ уже не прошла бы и иголка... В миг свершившегося поцелуя из груди леди Радуги вырвался луч света и соединил их сердца. Тут же к Злате вернулась её огнедышащая суть, а волшебница улыбнулась:
– Когда ты отдаёшь любовь, внутри тебя её не становится меньше. Огня и света – тоже.