Сам Горыня съел жареной рыбы, потом, после щей, отдал должное рубленному в соусе мясу, и шлифанув всё стаканом морса, довольно отвалился от стола.
А полицейский чин только наращивал скорость, и после судачков, бульона, и тушёного в масле перепела, принялся за сочный ломоть мяса, запивая все это лёгким тавридским вином, и делая перерывы на пирожки.
Но как ни странно, к возвращению Никандра, старший взыскающий разбойного приказа уже сидел вполне насытившийся и благостно ковырял зубочисткой в ровных, словно вчера от стоматолога зубах.
- Ну? - Бросил он не обернувшись, услышав тихие шаги Никандра.
- Есть дым, - Никандр кивнул. - Машину видно обложили мешками с песком, тако что едва слышно, но земля гудит. И дорожка набитая от задних ворот к лесу. Там видно живут или что прячут...
- Людей поднял?
- Да, вашбродь. - Горыня посмотрел на Никандра и изумился тому, как не соответствует общий облик простоватого мужичка и жёсткий сконцентрированный взгляд опытного волкодава.
- Тянуть не будем. - Гордей улыбнулся, и посмотрев с ленинским прищуром на Горыню, кивнул. - Поехали.
В этот раз ехали долго. Почти через весь город, туда, где уже заканчивались дома и начинались промышленные постройки.
Сама дорога сузилась до проезда между заборами, и четверо возков неспешно катила по утоптанной до каменного состояния земле. Наконец приехали, и люди быстро высыпав из возков, подошли к широким воротам, а часть споро унеслась вдоль забора.
Никандр подошедший первым неожиданно сильно стукнул в створки так, что доски загудели от удара.
- Именем государя, открывай! Разбойный приказ!
Он прислушался к тишине за воротами и кивнул молодому мужчине в длинном плаще с капюшоном, который слез с своего места последним. Мужчина откинул капюшон, поправил длинные волосы и размяв пальцы, вдруг сделал движение будто толкал что-то от себя. Ворота прогнулись, словно в них уткнулся огромный зверь, но не поддались и с хрустом выпрямились обратно.
- Надо же, рунная защита! - Тихо проговорил ведун, и сдёрнув с шеи чётки, намотал их на правую руку, отошёл суть назад, и снова шагнул вперёд, толкая от себя невидимую волну.
На этот раз ворота не выдержали, и с хрустом распахнулись, разбрасывая вокруг оторванные куски досок.
Люди словно по команде рванули вперёд, и Горыня успев подумать, что не хватает чего-нибудь вроде 'Всем стоять, работает ФСБ!' кинулся следом.
Где-то впереди вдруг зачастили револьверные выстрелы, бухнуло ружьё, и резко прибавивший в скорости Горыня первым влетел в длинный сарай, в котором остро пахло дёгтем, дымом, и ещё чем-то знакомым со сладковато-приторным ароматом.
Дёрнувшись на одних рефлексах в сторону, он ушёл от пули, и перекатившись выстрелил на звук. Дальше всё утонуло в мелькании вспышек, и грохоте выстрелов, когда Горыня содрогнулся от хлёсткого удара в грудь. Оставаясь в сознании каким-то чудом, он стоял и смотрел на находившегося в паре метров грузного мужчину с большим животом, одетого в дорогой голландский сюртук, и щегольские туфли на высоком каблуке, с кривой усмешкой поднимающего оружие прямо в лицо Горыне.
Тот вхолостую щёлкнул сначала одним револьвером, потом другим, и выронив бесполезное оружие, уже уходя в сторону, метнул с правой руки один из своих кинжалов. Пуля ударила ему в руку как раз в момент броска, и острое стальное жало которое должно было приколоть лоб толстяка словно игла бабочку, воткнулось тому в плечо. Но этого Горыня уже не увидел, потеряв сознание от боли.
5
Основным критерием жизненного успеха является способность оставаться в живых.
Князь Медведев просматривал документы по задержанию банды фальшивомонетчиков когда в кабинет вошёл Никифор, опиравшийся на свой древообразный посох.
- Как он? - Князь поднял взгляд на ведуна.
- Рану в ноге, убрал, плечо тоже подлатал, а вот с пулей в грудь, занятная история вышла. - Ведун вздохнул, полез в карман и вытащил небольшой медальон похожий на монету с выбитым на лицевой стороне кречетом. - Вот что его спасло. Оберег старый, почти разряженный, но на одну пулю его хватило. - Ведун положил на стол медальон и сплющенную револьверную пулю в медной оболочке.
- А оберег-то... - Удивлённо протянул князь рассматривая медальон в сильную лупу. Никак князя Стародубского герб?
- Думаю, что сынок это его. - Никифор кивнул. - Любава-то прижила дитё ещё двадцать лёт тому как, да никогда не сказывала чей он. А через пару лет после родов, от огневицы померла. На дальнем хуторе тогда жила, и ни травница наша Варвара, ни я не успели. Сгорела за один день, словно свечка. А мальца выходили и взяли сначала в семью тётки его, Аглаи, а потом, как видно стало, что совсем дурачком растёт, выжили к Тасье, что ему тоже сродственница, а тако жил в избе, что после старого мельника осталась, да Любаве перешла, а потом и Горыне.
- Григорий Николаевич... я даже не берусь предсказать, что он сделает. - Медведев покачал головой. - Может доказательств потребовать. Он же после раны уже всё. Деток не сможет иметь.
- Доказательств? - Никифор расхохотался гулким раскатистым смехом похожим на уханье филина. - Да на кой ляд Горыне сдался этот старый стручок? Воин он из первейших, высок, строен... Знаешь сколько он виры за банду получил? Вместе с деньгами за упыря, почти триста пятьдесят гривен.
- Да сейчас за боярина Шубина и его подельников получит не меньше полусотни. Он же и пострелял там в заводе почти всех. Сам подстреленный уже, приколол боярина к стене, кинжалом. Да так, что тот и провисел, пока не отцепили. До рукояти в боярина клинок вошёл, а в стену на пол-ладони.
- Вот - вот. - Никифор улыбнулся и ладонью огладил длинную седую бороду. - А титул ему и так случится. Пусть этот старый окаянник сам доказывает Горыне, что тот его сын.
- А сам-то что думаешь? - Медведев пристально посмотрел в глаза ведуна.
- А то и думаю, что как глянет Григорий на Горыню, так и всё решится. Горыня-то один в один с князем в лицо. Только моложе да глаже. Любава-то первой красавицей на селе была, и видать сыну её с той благодати перепало. А не признает, так и нет в том никакой печали. - Ведун усмехнулся. - Такой молодец и нам самим надобен будет. Вот отпишет Гордей в Москву, да орден какой - никакой пришлют молодцу. И будет у тебя в сотне дворянин Гордей Сосновский. Никому не должен, никому не кум не сват... Человек он такой, что не выдаст, да за спины прятаться не будет. Это я тебе точно говорю. Такого молодца хоть завтра в Особую Сотню Государя нашего.
- Переманят его... - князь вздохнул. - Новоградские или Московские...
- А и переманят, так не за мышкин чих. Будет тебе и с этого прибыток. Или деньгами или землёй, или ещё чем отдарятся. Но я тебе вот что скажу. Ты не держи его. Сразу все расклады расскажи, да объясни. Это сейчас он молод, богат, да свободен. А станет князем Стародубским, так сразу почует каково оно, быть всем головою. Пусть сам решает, что ему надобно.
Князь Стародубский, тёмник и старший советник канцелярии Военного приказа, дома старался одеваться как можно более просто и удобно. Серые штаны тонкого сукна, синий сюртук, рубаха из тончайшего шёлка, и мягкие сапожки, делали его похожим на помещика средней руки, если бы не массивный платиновый перстень, с сапфиром и вырезанным на камне соколом - знаком военачальника десяти тысяч воинов - тьмы, или как сейчас стали писать в государевых документах - дивизии.
Лицо князя, украшенное усами и длинными бакенбардами, просто излучало властность и волю, которой этому человеку было не занимать. Но имея характер жёсткий, почти диктаторский никогда не забывал выслушать совет, и вообще самодуром не был.
Почту привезённую курьером Государевой Почтовой Канцелярии, князь Стародубский распаковывал уже после завтрака и доклада управляющего. Дела шли хорошо, и даже более того, так что князь пребывал в благодушном и чуть расслабленном состоянии духа, когда из разорванного конверта на стол выкатился небольшой металлический кругляш.