Родовой оберег князь узнал мгновенно. Точно такой же, висел у него на груди, как и у всех членов не очень многочисленного рода Стародубских. Полностью заряженный оберег, мог отклонить или погасить до пяти выстрелов, и примерно столько же стрел. Это не помогло его сыну, которого разбойники буквально изрешетили пулями, но несколько раз выручало самого князя, до самых последних пор водившего Стародубскую дивизию в бой.
Чуть дрожащими пальцами князь развернул письмо и чертыхнувшись, потянулся за очками лежавшими на письменном приборе.
По мере чтения, складка между кустистыми бровями становилась всё глубже пока лицо не застыло в выражении крайнего удивления. Перечитав письмо ещё раз, а затем снова, князь отложил бумагу, и снова взял в руки оберег.
То, что это тот самый, подаренный насмешливой красавице в маленьком селе, на границе владений Стародубских и Медведевых, не было никакого сомнения. И в словах собственноручно написанных его соседом князем Медведевым тоже не приходилось сомневаться. И дело тут было даже не в фактах, которые легко проверялись. Письмо было составлено так, чтобы никто не мог уличить Медведева в том, что тот не поставил Стародубского в известность, но никак не влияло на решение самого князя. Даже написано было на официальном бланке княжества. Да и приписка, что Горыня уже принят в Перунову дружину, тоже говорила о многом. Перуновы сотни комплектовались самыми лучшими и отчаянными воинами, исполнявшими роль летучих боевых отрядов в мирное время, а в военное, занимавшихся разведкой и особо важными поручениями. Желающих попасть в Перунову сотню всегда было предостаточно, а мест было ограничено, так что очередь из дворянских и боярских сынков стояла от дверей и до вечера. И связи тут играли последнюю роль, так как воевала сотня серьёзно, и даже в мирное время, бывало, хоронила воинов. Но честь дороже жизни, и молодые воины рвались в Сотню изо всех сил.
- Никон! - Князь оперся тяжёлым подбородком о скрещённые руки, и встретив взглядом вошедшего кивнул на стул. - Садись, Никон Петрович. Будем думу думать. Вот тебе раз. - Князь подал письмо от Медведева. - Вот тебе два. - Он вручил помощнику оберег.
Читал Никон бегло и скользнув по тексту ещё раз глазами поднял взгляд на князя.
- Так что же это получается. Прижила девка сыночка от вас, Григорий Николаевич? И оберег фамильный он же только вашу кровь охраняет. Ни на ком боле не работает оберег-то. Покойный Арефий свет Осипович, дело своё туго знал. До сих пор его обереги как новенькие.
- Значит, так. Поезжай в Сосновку, да в Медведевск. Расспроси людей, денежку кому надо дай, но всё мне про этого молодца вызнай до донышка. Что за человек, с кем знается, с кем гуляет, да как вообще...
- Ясно, Григорий Николаевич. - Старый слуга встал и вытянулся во фрунт. - Всё исполню в лучшем виде. Не извольте сомневаться.
Как раз в этот момент Горыня, очнулся от зелий которыми его поил Никифор, и открыл глаза. Потолок в комнате ничем не напоминал таковой в его номере в подворье, за исключением того, что был тоже белёный. Но роспись по потолку в виде цветов, и ажурная лепнина со всей очевидностью говорили о том, что это никак не его комната. Скосив глаза, Горыня увидел опрятно одетую женщину в белом переднике с вышитым по ткани стилизованным цветком, таком же белом платке, и узорчатых ичигах на ногах.
- Проснулся, соколик. - Женщина сразу подхватилась с места, и суетливо налила полную кружку какого-то питья и подала его Горыне. - Испей-ка отвара, а я кликну девок, чтобы мыльню готовили. Пропотел ты хорошо, так что к вечеру уже почти здоров будешь.
Отвар с вкусом ягод и мяты, провалился в желудок и не успел Горыня подумать о том, что вместо мытья предпочёл бы плотно перекусить, как вошедшие в комнату девицы подхватили его под руки, и почти волоком отвели в комнату с каменными полами и молча стали споро намывать душистым мылом во всех местах.
Ошалевший от такого обращения Горыня только успел прикрыть глаза, когда ушат ледяной воды обдал его с головы до ног. Потом его обтёрли полотенцами, и так же быстро одели в подштанники, штаны, рубаху и даже обернув ноги портянками, надели сапоги.
- Спасибо красавицы. - Горыня благодарно кивнул девушкам. - И сам бы справился, но так и быстрее и приятнее.
- Ещё приятнее к ночи будет, коли к нам дорогу найдёшь. - Черноглазая девица с толстой косой доходившей почти до ног, улыбнулась, показав ровные белые зубки, и с коротким смешком удалилась вместе с подругами.
Когда он вернулся в комнату, где лежал, там уже сидел Никифор, и окинув пациента долгим взглядом кивнул.
- Ну, хоть на человека похож. А то лежал такой, что краше в домовину кладут. Дай-ка я тебя посмотрю. Нахватал ты немало, но твоё счастье, Мокошь-матушка на тебе печать свою оставила. Я токмо пули вынул, да раны стянул, как всё затянулось, словно и не было ничего. Сам-то как?
Горыня с наслаждением потянулся, разминая тело после долгого бездействия, и улыбнулся.
- Да как новый. Ничего не болит, не ноет... Как благодарить вас, Никифор Кондратьич?
- То пустое. - Ведун отмахнулся. - Воев поднимать - благое дело. Ты вон к бандитам сунулся не за ради благодарностей?
- Так я же быстрее, чем люди Гордея. Быстрее и стреляю лучше.
- А вот три пули поймал! - Сварливо перебил его ведун.
- Сам дурак. - Горыня кивнул. - Перестал выстрелы считать. Забыл что их только двенадцать. Вот и поплатился.
- Не кори себя. - Никифор улыбнулся. - Кто знает, как бы оно сложилось, если бы тати в тебя палить не начали. Про всё позабыли только тебя и выцеливали. Вот их и повязали всех. Ну кроме двенадцати. - Ведун хищно усмехнулся. - А буде у тебя не двенадцать пуль а поболе, так и вязать было бы некого. Но и так повязали почти с два десятка, да самого боярина взяли. Они как раз в тот дён убирали все следы. Перевозить хотели в Тверь. Но теперь Гордей в именинниках, да дознатчики, все живы - здоровы. Только пару воев сотни особой подранили, ну так их уже небось вином в кабаке поят. Ты у меня самый тяжёлый был. - Никифор хлопнул ладонью по колену. - Ладно. Давай потихоньку спускайся вниз. Там вещи твои, да оружие. Сегодня переночуешь на подворье, а завтра давай с утра в казармы Перуновой Сотни. Там уже всё обговорено.
- А я думал так и оставят в разбойном приказе. - Горыня улыбнулся.
- Так тебя сунули только проверить, да посмотреть что за человек. - Никифор хитро сверкнул глазами. - Да и не до тебя сейчас у дознатчиков. Две банды за день взяли. Теперь бумаги сколько испишут, да человека из Москвы ждать будут. А в городе после таких случаев, тихо да гладко с месяц а то и два. Так что нечего тебе штаны там просиживать да девок лапать. В Сотне всяк при деле будешь.
Казарма Перуновой Сотни оказалась вполне уютным домом с отдельными комнатами которые язык бы не повернулся назвать кельями. Широкие кровати с мягкими матрасами, мыльня которую постоянно держали под парами, и даже собственный скверик, где можно было уединиться с девушками и женщинами Лекарского приказа.
Первым делом Горыню обмерили с головы до ног, сообщив, что доспех на него будет готов через неделю, а военный кафтан, выходной сюртук и попону для коня он должен пошить сам, но деньги ему компенсируют. Затем, замерили калибр револьверов и вписали в особую книжечку для снабжения боеприпасами. Ещё вручили личную пайцу воина Перуновой Сотни, и стальной браслет - оберег от кромешников. Правда, как говорили опытные воины, помогал тот оберег слабо, но Горыня посчитал, что лучше такая защита, чем никакой.
Последним выдали форменный палаш, и заставив расписаться в книге учёта, отпустили с миром.
Кормили воинов сотни в трактире, стоявшем через дорогу. Там по предъявлении пайцы можно было получить обед ужин или завтрак, а за небольшие деньги спиртное, и всякие дополнительные услуги вроде пирогов в дорогу, и напитков разливаемых в большие литровые бутыли.
Понимая процесс 'прописки' Горыня сам пошёл и договорился с кабатчиком чтобы тот 'накрыл поляну' и вечером кабак гудел принимая всех свободных от службы воинов. Скоро сюда же подтянулись дознатчики, и другие воины Медведевского гарнизона, квартировавшие на территории княжеского дворца, так что, несмотря на огромный зал, вмещавший больше ста человек, столы начали ставить уже во дворе трактира.