История эта выглядит вполне заурядной. По крайней мере – на первый взгляд. Обвинения в крамоле предъявлялись тогда многим литераторам, ученым (в том числе и умершим), а также сотрудникам издательств и редакций периодических изданий. Страна пребывала в непрерывной истерии, подхлестываемой широкомасштабными пропагандистскими кампаниями. Разоблачали генетиков, кибернетиков, «безродных космополитов», вели борьбу с «низкопоклонством перед Западом». Но, с другой точки зрения, есть в истории с поздним разоблачением романов и нечто небывалое: абсурдность оправданий секретариата ССП, настойчивость Агитпропа и неожиданно бескровный результат. Последнее особенно редко: вряд ли даже более полувека спустя нужно объяснять, почему в 1948 году отделаться всего лишь выговором (или даже снятием с должности) за «идеологическую диверсию» – как в лотерею автомобиль выиграть.
Вот эти особенности и позволяют с большой долей вероятности предположить, что критическая атака в конце 1940-х годов обусловлена не столько спецификой романов Ильфа и Петрова, сколько сварой двух группировок в тогдашнем идеологическом руководстве – Секретариата ССП и Агитпропа.
На фоне глобальных «разоблачительских» кампаний Агитпроп затеял свою локальную интригу: смещение с должности недостаточно услужливого директора издательства «Советский писатель». Поводом, надо полагать, и стала престижная серия, куда вошла книга Ильфа и Петрова.
Серия была, можно сказать, парадной, туда, согласно замыслу, отбиралось только самое лучшее, доказывающее, что советская литература «достигла мирового уровня». Сам факт издания в такой серии означал для любого писателя официальное признание заслуг, статус классика советской литературы, не говоря уже о значительных гонорарах. Понятно, что интриги плелись на всех уровнях. Свои креатуры были и у Агитпропа, и у секретариата ССП, кто-то мотивировал выбор той или иной книги соображениями престижа и качества серии в целом, кто-то – «идейной выдержанностью» и политической целесообразностью. В общем, интересы сторон не всегда совпадали. По сути же никаких идеологических и политических расхождений не было и быть не могло: это был спор чиновников о сферах влияния и границах очень относительной самостоятельности. А директор издательства подчинялся непосредственно секретариату ССП, Агитпроп руководить издательством не мог. Устранить директора сразу – власти не хватало: по тогдашним правилам кандидатуру директора такого издательства выдвигал секретариат ССП и утверждал ЦК ВКП(б). Замену следовало начинать с «перетряски» излишне самостоятельного секретариата ССП и давления на Фадеева, который не раз бывал на приеме у Сталина. Дилогия Ильфа и Петрова тут – не более, чем одна из карт в игре. Но ход был рассчитан точно: от обвинения в «идеологической диверсии» не отмахнешься.
Постановление, принятое Секретариатом ССП, кажется путаным и вообще нелепым, словно готовили его впопыхах, лишь бы поскорее отвести агитпроповские обвинения, доложить, что инцидент исчерпан, писательское руководство разобралось во всем, виновных наказало и вскоре само себя публично высечет в периодике.
На самом же деле это постановление – очень хорошо продуманный ход. Да, наказания смехотворны, да, предложенные объяснения абсурдны: никем не прочитанная книга не попадает в издательский план, соответственно и «редактор книги» занимается ее подготовкой к серийному изданию лишь после утверждения плана, получив приказ своего начальника. Все так. А чем еще можно было оправдаться, что предложить? Справку о количестве переизданий и подписи цензоров? Но об этом в ЦК знали. Ни статистика, ни ссылки на здравый смысл в подобных случаях никогда не выручали: с кого спросили, тому и отвечать положено. Вот почему многоопытный Фадеев направил отчет прямо Сталину, минуя Агитпроп.
Если Агитпроп действовал в рамках сталинского плана, значит, терять нечего, писательское руководство и лично Фадеев проглядели начало очередной кампании, тут любые объяснения бесполезны, все уже предрешено, виновных будут искать (и найдут) именно в Секретариате ССП. Но если «разоблачение» Ильфа и Петрова – ни с кем не согласованная инициатива Агитпропа, тогда не исключено, что Секретариат ЦК ВКП(б) предпочтет начинать «перетряску» писательского руководства по своему усмотрению, а не по агитпроповскому, и, остановившись на достигнутом, усмирит инициаторов. Агитпроп на фадеевский ход ответил новым доносом, однако в итоге было принято компромиссное решение.
Позже, в годы «оттепели», связанной с приходом к власти Н.С. Хрущева, обо всей этой истории вспоминать было не принято. Наоборот, как уже отмечалось выше, «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» были опять востребованы хрущевской пропагандой – именно в качестве «лучших образцов советской сатиры».
Тем не менее «канонизация» Ильфа и Петрова в качестве классиков потребовала от тогдашних либералов немалых усилий: романы явно не соответствовали советским идеологическим установкам даже такой сравнительно либеральной эпохи, какой была вторая половина 1950-х годов. Следы полемики можно обнаружить, например, в предисловии, которое написал К.М. Симонов к переизданию дилогии в 1956 году. Буквально во втором абзаце он счел нужным особо оговорить, что «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» созданы «людьми, глубоко верившими в победу светлого и разумного мира социализма над уродливым и дряхлым миром капитализма».
Характерно, что подобного рода оговорки использовались и в 1960-е годы. Отечественные исследователи постоянно объясняли читателям, что Ильф и Петров не были противниками политического режима СССР, не были «внутренними эмигрантами». Например, в предисловии к пятитомному собранию сочинений, вышедшему в 1961 году, Б.Е. Галанов, как и Симонов, настаивал, «что веселый смех Ильфа и Петрова в своей основе глубоко серьезен. Он служит задачам революционной борьбы со всем старым, отжившим, борьбы за новый строй, новую, социалистическую мораль». Аналогичным образом защищала Ильфа и Петрова Л.М. Яновская, автор вышедшей в 1963 году монографии «Почему вы пишете смешно?». По ее словам, «жадный интерес к советскому сатирическому роману за рубежом не имел ничего общего со злопыхательским интересом к недостаткам или неудачам Советской России. Неизвестно ни одного случая, когда сатира Ильфа и Петрова была бы использована нашими противниками против нас». Двадцать лет спустя сложившуюся тенденцию защищать Ильфа и Петрова от возможных обвинений в «антисоветскости» отметил и Я.С. Лурье, под псевдонимом А.А. Курдюмов издавший в Париже книгу «Страна непуганых идиотов». К самой идее такой защиты он относился скептически, но тенденцию видел.