Мой мысленный поток оказался безнадежно перебит, когда дверь в комнату отворилась. Скрипнула, нешироко приоткрывшись. Это был дядя Толя.
— Динка? Тут ты? Слушай, у тебя… — отчим замялся, пытаясь что-то протолкнуть через затуманенное алкоголем сознание, — … у тебя пятьсот рублей будет? До получки. Дай, а-а-а?
Я тихо и тяжело вздохнула, чтобы не услышал. А потом как можно ровнее ответила:
— Нет, дядя Толя. Отдала неделю назад почти все бабушке на лекарства. Даже на еду толком нет.
— Ну, что так-то! — в сердцах голос отчима окреп и стал каким-то надрывно-злым. — Ну, уж пятьсот-то рублей — не много ведь!
— Говорю же: нет денег у меня!
— Жалко тебе! — распалился спокойный в трезвом состоянии алкоголик. — Что зажала-то? Не веришь, что отдам что ли?
Я начинала выходить из себя. Какой там фонтан, какая чаша? Какое вообще может быть позитивное мышление от происходящего?
Я резко поднялась с кровати, сдернула со стула сумочку и вытащила кошелек. Там было двести пятьдесят рублей. Протянула пахнущему смрадом гостю.
— Нет больше. И не просите.
Отчим неловко, но крепко зажал деньги в пальцах. Долго на них смотрел — у меня возникло стойкое ощущение, что он не помнил того, что происходило минуту назад. Потом его взгляд чуть прояснился, он кивнул с выдавленной благодарностью.
— Отдам.
И исчез где-то в темном коридоре.
Отдаст или нет — не особенно волновало. Просто не хотелось пьяных криков на весь дом, а такое уже случалось. И опыт этот повторять не хотелось. Вот была бы дома мама, все сразу стало бы по-другому. Умела она как-то по-доброму на людей влиять. В ее присутствии просто становилось легче. Даже алкоголик Анатолий успокаивался и неделями не пил.
Вообще-то он не был плохим дядькой. Много работал, но получал мало. И на жизнь жаловался постоянно. А так, не был уж совсем злобным.
Пришла мысль, что сегодня просто не мой день. Бывают такие дни: что ни делай, а не клеится.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Почему-то глубокое дыхание помогало успокоиться. Да и просто отвлечься.
Хлопнула входная дверь. Полутемная квартира притихла.
Дядя Толя ушел искать более разговорчивую компанию во дворе на улице. Нужно было приготовить что-нибудь на ужин и разобрать завал на кухне. Я подумала о том, что кроме двух «Баунти» и пачки печенья к чаю ничего не купила. Забыла попросту. Дожилась…
Навалилась какая-то усталость. Не физическая, больше психологическая. Как раз то, от чего я и пыталась спастись всевозможными медитациями, чтением книг про улучшение мировосприятия, но пока с субтильно-переменным успехом. Какая-то неосязаемая и беспричинная безысходность то уходила, то вновь наваливалась. И кто бы знал, куда в следующий раз бежать, чтобы спастись от нее?
Телефон разразился трелью тогда, когда на сковородке уже жарилась рыба, найденная мной в морозильнике. Мамин голос прозвучал счастливой неожиданностью:
— Дочка, как дома? Нормально все?
— Нормально, мам. А ты как? Через три дня приедешь? Я очень жду тебя.
— Дин, случилось что? — она забеспокоилась.
— Да, нет. Просто скучаю… Ничего не случилось.
— Тогда ладно. А я как раз хотела сказать, что билеты перенесу, наверное, еще на неделю вперед. Если дома нормально, то куплю побольше. Не буду торопиться, лучше присмотрюсь еще вокруг.
Я вздохнула.
— Конечно…
Сообщив маме, что очень ее люблю, я не стала настаивать на скором приезде. Если она считает, что так будет лучше, значит, пусть задержится. В одиночку с отчимом, хоть и неприятно, но терпимо. Ведь не маленькая я уже. Проживу еще неделю. Может быть, когда-нибудь представится шанс сменить эту работу на другую, которая позволит и за бабушку платить, и отдельно квартиру снять. Вот было бы здорово!
А если нет, тогда только какой-нибудь зарубежный миллионер и спасет. Хотя, куда с моей-то внешностью? Даже на сайты знакомств стыдно.
Об этом я подумала уже шагая обратно по коридору, чтобы помешать шкворчащую на плите рыбу.
Но этот вечер, как оказалось, имел на меня планы. И совсем не те, что я строила сама для себя: мол, почитать, отдохнуть, выспаться перед завтрашним днем, постирать пару вещей.
Рыба на плите так и не дожарилась. Я только и успела выключить печку, накинуть плащ и достать немного денег из заначки на «черный» день, чтобы заплатить за поездку на такси…
Как гром посреди ясного неба, пятью минутами позже в квартире раздался еще один звонок. На этот раз из больницы: бабушку увезли на скорой.
* * *
Эта вечер запомнился мне чередой кошмаров и измотал до предела.
В больницу, потом из больницы, чтобы сгрести все накопленные деньги (очень хотелось ноутбук, э-э-э-х) и отдать их докторам. Бабушке потребовалась операция на сердце. Запомнилась ее пергаментная рука, сухая и сморщенная. И ее слова: «Диночка, ты еже ль шо случится, квартиру-то себе забери, я в завещании написала».
Уговоры о том, что ей — всего лишь семидесятитрехлетней — еще рано, ей еще жить да жить. А потом операционная для нее, а для меня — тишина коридора и равнодушный свет белых ламп.
Затем вышел какой-то доктор, лица я уже не запомнила, сказал, что операцию сделали вовремя и успешно. Что бабушка жить будет, но сейчас навещать нельзя — нужен отдых.
И снова такси. Уже ночью под моросящим дождем. И последние двести рублей исчезли в кошельке водителя. Ни заначек, ни сбережений, только в долг теперь. И только белая мокрая шерсть мурчащего от радости кота у подъезда, которого снова пришлось оставить на улице.