Испуганно рассмеявшись, резко встает из-за стола и направляется к лестнице.
ЛЕЙДИ(словно спасаясь бегством). Извините. Мне надо наверх. Слышите, стук — Джейб зовет. (Поднимается наверх.)
Женщины смотрят ей вслед. Гнетущую тишину внезапно нарушает чистый и звонкий голос Кэрол.
КЭРОЛ. Кстати, о стуках. У меня стуки в моторе. Вдруг начинается: тук-тук-тук! Я спрашиваю: кто там? И не знаю, то ли дух кого-то из предков вызывает меня, то ли мотор забарахлил — вот-вот заглохнет, и мне предстоит очутиться среди ночи одной на шоссе. Вы разбираетесь в моторе? Ну конечно, что спрашивать. Прокатитесь, пожалуйста, со мной немножко. Послушаете этот стук и…
ВЭЛ. Некогда.
КЭРОЛ. Дела?
ВЭЛ. Мне обещали работу здесь, в лавке.
КЭРОЛ. А я вам не работу предлагаю?
ВЭЛ. Мне нужна оплачиваемая работа.
КЭРОЛ. За платой дело не станет.
В отдалении громко шепчутся женщины.
ВЭЛ. В другой раз. Завтра.
КЭРОЛ. Я не могу ждать до завтра. Мне не разрешают оставаться на ночь в этом графстве.
Шепот громче. Отчетливо прозвучало словцо «распутная».
(Не оборачиваясь, с безмятежной улыбкой.) Это обо мне? Вы не слышите, что там судачат?
ВЭЛ. Пусть их!..
КЭРОЛ. Как это пусть?.. Они говорят, что я распутная, да?
ВЭЛ. Не хотите пересудов, зачем же так размалевали себя? Зачем?..
КЭРОЛ. Чтобы бросаться в глаза!
ВЭЛ. Что?
КЭРОЛ. Я — эксгибиционистка: люблю быть на виду, хочу, чтоб на меня обращали внимание, чтобы смотрели на меня, прислушивались, что я скажу… Хочу, чтоб знали о моем существовании, знали, что я живу! А вам не хочется, чтобы знали о вашем существовании, знали, что вы живете?
ВЭЛ. Жить я хочу, а знают о том или нет, — наплевать.
КЭРОЛ. Зачем тогда играть на гитаре?
ВЭЛ. А зачем выставлять себя на посмешище?
КЭРОЛ. Вот-вот, все затем же.
ВЭЛ. Не вижу ничего общего. (Он все отходит от нее, но она следует за ним.)
КЭРОЛ(настойчиво и убеждающе). Я была когда-то реформисткой — Христовы болваны: так нас называли. Знаете, что это такое? Нечто вроде легкой формы эксгибиционизма. Выступала с пламенными речами, рассылала повсюду письма с протестами против истребления негров в нашем графстве — их у нас большинство. Как это так, думала я, почему они обречены на вымирание, почему гибнут от пеллагры, медленно умирают от голода, если из-за каких-нибудь жучков или червей или слишком дождливого лета случится неурожай хлопка? Я пыталась добиться организации бесплатных больниц, ухлопала на это все деньги, которые оставила мне мама. А когда судили Уилли Макги, — помните, тот негритянский мальчик, которого посадили на электрический стул по обвинению в недозволенной связи с какой-то белой шлюхой… (голос ее звучит страстным заклинанием)…я всех подняла на ноги, только этим и жила! Напялила на себя мешок из-под картошки и пешком пошла в столицу штата. Была зима, я шла босиком, одетая в эту дерюгу, чтобы заявить свой персональный протест губернатору. О, я знаю, во всем этом было, наверно, и показное, но только отчасти, только отчасти. Было в этом и кое-что иное. Знаете, сколько я прошла? Шесть миль. Только на шесть миль удалось отойти от городка. И на каждом шагу все глумились надо мной, вопили, улюлюкали, иные даже плевали в лицо!.. На каждом шагу, на каждом шагу, все эти шесть миль, пока меня не арестовали! Угадайте — за что? За бродяжничество в непристойном виде! Да-да, так и было сказано в обвинительном заключении: бродяжничество в непристойном виде — картофельный мешок, который был на мне, они сочли недостаточно приличным одеянием… Впрочем, все это было давным-давно, и никакая я больше не реформистка, просто «непристойная бродяжка». Но они у меня еще узнают, эти суки, до какой степени непристойности может дойти «непристойная бродяжка», если она всю себя посвятит этому, — вот как я!.. Ну, вот я и рассказала вам свою историю… Житие эксгибиционистки, девушки, которая любила быть на виду. А теперь знаете что? Садитесь в мою машину и везите меня на Кипарисовый холм. Послушаем, о чем толкуют покойнички. Они ведь там разговаривают, да-да!.. Сойдутся на Кипарисовом холме и тараторят как сороки… И все про одно, и на все одно только слово: «жить!..» Оно звучит без умолку: «жить-жить-жить-жить-жить!» Вот все, что они знают, другого от них и не жди… Жить — и все тут!.. (Открывает дверь.) Как просто!.. Не правда ли, как просто?.. (Выходит.)
Голоса женщин, сливавшиеся до сих пор в неясный гул, слышны теперь четче.
ГОЛОСА ЖЕНЩИН.
— Какое там виски? Наркотики!
— Конечно, ненормальная!
— Союз бдительных предупредил ее отца и брата, чтобы она не появлялась в графстве.
— Совсем опустилась!
— Какой позор!
— Разврат!
И, словно выведенный из себя их гусиным шипением, Вэл хватает гитару и выходит.
На лестничную площадку спускается Ви Толбет.
ВИ. Мистер Зевьер! Где мистер Зевьер?
БЬЮЛА. Ушел, дорогая.
ДОЛЛИ. Придется примириться, Ви. Такой прекрасный кандидат в спасенные и — перехватила оппозиция.
БЬЮЛА. Отправился на Кипарисовый холм с этой девкой Катрир.
ВИ. (спускаясь). Если уж кое-кто из вас, пожилых женщин, ведет себя неподобающим образом, чего же ожидать от молодежи?
БЬЮЛА. О ком вы?
ВИ. О тех, кто устраивает попойки! И допиваются до того, что уж и не разбирают, где свой муж, где чужой! О тех, кто прислуживают у алтаря, а сами не считают зазорным играть по воскресеньям в карты! О тех…
БЬЮЛА. Стойте! Хватит! Теперь мне ясно, кто распускает эти грязные сплетни.
ВИ. Ничего я не распускаю. Я только повторяю то, что говорят другие. Я никогда не бывала на этих ваших сборищах.
БЬЮЛА. Еще бы! Кому вы там нужны! Вы только отравляете людям жизнь! Ханжа по призванию.
ВИ. Я пытаюсь исправить людские нравы. А вы, с вашими пьяными оргиями, сеете безнравственность! Я ухожу от вас! Ухожу! Я иду наверх. (Поспешно поднимается по лестнице.)
БЬЮЛА. Как я рада, что высказала ей все, что думаю. Просто с души воротит от этакого лицемерия! Поставим все в холодильник, чтоб не испортилось, и уйдем! Никогда еще не чувствовала такого омерзения!
ДОЛЛИ. О боже милосердный! (Кричит наверх.) Коротышка! (Взяв тарелки с ужином, несет их к холодильнику.)
СЕСТРИЦА. Как они обе вульгарны!
ЕВА. Родители Долли из Блу-Маунтин. Простые голодранцы. Лолли Такер рассказывала мне про отца Долли — сидит на крыльце, разувшись, и хлещет пиво прямо из ведра… Захватим эти цветы, Сестрица, украсим алтарь.
СЕСТРИЦА. Да, а в приходской книге отметим, что это дар Джейба.
ЕВА. И бутерброды с маслинами тоже возьмем. Пригодятся для чаепития у служки епископа.
Долли и Бьюла проходят через магазин.
ДОЛЛИ. Теперь в самый раз собраться своей компанией.
БЬЮЛА(кричит). Песик!
ДОЛЛИ. Коротыш!
Обе быстро выходят.
СЕСТРИЦА. Сидит на крыльце босиком?
ЕВА. И пьет пиво прямо из ведра!
Берут свои зонтики и прочие вещи и выходят. По лестнице спускаются мужчины.