Я заснул сразу, три часа пролетели мгновенно – мой телевизионный приятель разбудил меня в полночь, чтобы я не вышел из графика. Восход намечался на 4:37, и я был решительно настроен встретить его на вершине. Горная болезнь бесследно выветрилась, путь казался ясным, и я взял очень хороший старт, но когда я посмотрел вверх, то от удивления едва не потерял точку опоры. Всего лишь в 20 футах впереди сверкал яркий белый свет, а под ним светились две желтые полоски. “Эй, привет!” – прокричал знакомый голос. Слепящий свет исходил от головного фонаря Виктора, а желтые зигзаги были фосфоресцентными полосками, нашитыми у него на отворотах куртки. Он сидел на скале, отдыхая в первый раз с тех пор, как мы с ним расстались восемь часов назад. Я был рад встрече.
Виктор посмотрел на свой альтиметр и объявил, что нам осталось еще больше 2 тыс. футов, так что мы поспешили, не тратя времени на разговоры. Вскоре я вновь оставил его позади и взглянул на часы: около 2:30. Рельеф поверхности был по-прежнему хаотичным – пемзообразная лава, сланец, глыбы, рукотворные ступени. По обеим сторонам в свете моего фонарика сверкала покрытая снегом земля.
Я опять задыхался в разреженном воздухе, на этот раз сильнее, приходилось останавливаться каждые тридцать шагов и целую минуту приходить в себя. Я съел шоколадку и последние фрукты, проклиная собственную небрежность: что мне стоило взять с собой таблетки от горной болезни? Лучшим решением было двигаться вперед на доступной мне скорости, но времени оставалось немного, восход через два часа, каждая минута на счету. Если я вообще поднимусь на эту вершину.
Немаленькая плата за стремление “угнаться за Солнцем”, подумал я. Эта фраза встречается в предисловии Сэмюеля Джонсона к его знаменитому словарю. Он жалуется на бесконечность задачи лексикографа, “одно изыскание только дает повод к следующему, книга ссылается на другую книгу, а искать не всегда означает находить, так же как находить не всегда означает что-то узнавать”. Он также говорит о сужении поставленных задач и о том, насколько погоня за идеалом похожа на погоню за солнцем, которое, стоит достигнуть “холма, на котором оно по видимости покоилось”, оказывается столь же далеким, как и прежде. Я не гнался за идеалом, а всего лишь стремился к концу путешествия. Каждый шаг требовал неимоверной воли, и я обнаружил в голове строчки из песни группы Pink Floyd: Yo u run and you run, to catch up with the sun.
Картина 1857 года с изображением богини Солнца Аматерасу и горой Фудзи на заднем плане. Легенда гласит, что она отправила своего внука установить мир в Японии, а его правнук Дзимму стал первым императором страны (Minneapolis Institute of Arts, Gift of Louis W. Hill, Jr.)
Теперь только пятнадцать шагов за один присест; потом их стало десять, гораздо медленнее и короче, чем первоначальные широкие шаги. Я старался отбивать ритм своей палкой по каменистой поверхности. Не раз подворачивал лодыжку на неровностях. Мой фонарик потускнел, а затем совсем погас, но, по счастью, было почти четыре часа – естественного освещения уже хватало для подъема. И наконец передо мной вверху возникла резная деревянная арка, сквозь которую поднималась каменная лестница, охраняемая с обеих сторон огромными скульптурными львами. Я достиг цели, вершины Страны восходов. Я находился перед тории, воротами храма, и изображенный на них резной деревянный луч словно призывал Солнце, царя Природы, спорхнуть как птица и сесть на перекладину.
Я медленно поворачивался, чтобы впитать в себя все, что лежало вокруг. Возвышаясь над линией побережья, Фудзи с южной стороны плавно спускается к берегу, а с северной и западной ее сторон простираются линии озер, образовавшихся в тех местах, где горным рекам преграждали дорогу плотины из вулканического пепла. Минуло 4:30. В ожидании я опустился на землю. Небо было усеяно пятнами разной фактуры. Вдруг краешек солнца показался над линией горизонта, и все заиграло красками. Цвета были такими живыми и по мере восхода менялись так быстро, что я задержал дыхание, ожидая следующей пурпурной полосы, или охряной, или цвета индиго. Было не очень ярко, но уже через несколько секунд я оказался под ударом ослепительного света. Теперь я понимаю, почему говорят “забрезжило” о понимании или вдохновении, когда что-то видишь будто впервые. Солнце поднялось над горизонтом, как новорожденный младенец, а я смаковал этот момент на вершине Фудзи в самый длинный день года, и вулкан и вся панорама, казалось, принадлежат только мне. Но никакого чувства собственничества – меня захлестывало лишь счастье.
Затем я прогулялся вдоль кратера, прошел все полторы мили его окружности. Спустя еще полчаса я заметил внизу знакомую фигуру. Виктор снял куртку и надел на голову нечто вроде кепки. Покрытый потом, но сияющий улыбкой из-под белого козырька, он тоже был на пороге завоевания вершины Фудзи-сан, горы солнечной богини.
Часть первая
Солнце до науки
Лучник-герой Хоу И сбил 9 из 10 солнц и, тем самым спасши мир, правил затем Китаем с 2077 по 2019 годы до н. э. (© Mona Caron)
Глава 1
Рассказывая истории
Как на главную тему ранней мифологии смотрю на восход солнца и на его закат, на ежедневный круговорот дня и ночи, на битву между светом и тьмой, на солнечную драму во всех деталях, которая разыгрывается ежедневно, ежемесячно, ежегодно на небесах и на земле.
Лишь сеть, что человек на небосклон Набросил, крикнув: “Мой отныне он!”
Внушающие благоговение и одновременно ироничные строки Донна были написаны в ранние годы коперниковской революции, но с тем же успехом их можно было бы применить к попыткам человека осмыслить небеса, сделать их “своими” посредством рассказывания историй. Поскольку свои мифы о Солнце были во всех обществах во все времена, их широчайший спектр поистине великолепен: здесь оно предстает волшебником или жуликом, там оно – огненный шар, который кто-то должен нести, в третьем месте – челн, зеркало или удивительный зверинец. В Перу и Северном Чили многим племенам Солнце известно как бог Инти, спускающийся в океан каждый вечер, чтобы вынырнуть на востоке, освежившись от купания. Как только была приручена лошадь (в начале второго тысячелетия до н. э.), Солнце стали изображать как колесницу, влекомую четырьмя огненными жеребцами. В Древней Индии их называли аруша, “яркие как солнце” на санскрите (греч. “эрос” тоже несет часть этого значения, будучи того же корня, что и “солнечный конь”). Часто привлекаются птицы – сокол, орел и, конечно, феникс, который погибает и возрождается из собственного пепла. В Африке и Индии солнечными животными являются тигр и лев: восход означает молодого льва, день – зрелого льва, а закат – старого. Там, где львы не водятся, происходят адаптации: в обеих Америках до Конкисты фигурируют орлы и ягуары.
“Они не дают мне соблюдать обряды моей религии. Я солнцепоклонник.”
В некоторых культурах Солнце представало в нескольких обличиях: у египтян солнечным богом был не только Ра, но и Хепри, Перерождающийся, и Харахути, Далекий. У ацтеков бог Уицилопочтли (от уицилин – колибри) соответствовал восходящему солнцу и солнцу в зените, а Тескатлипока, “дымящееся (или огненное) зеркало”, – сумеречному, вечернему солнцу. Солнце постоянно возрождается, так что у них были солнце-ягуар, солнце-ветер, солнце-дождь, солнце – огненный дождь и бог Нанауацин (Покрытый Язвами), который стал пятой солярной силой, землетрясением. У майя Солнце считалось гремучей змеей, и своим городам они давали имена с префиксом x, фонетически олицетворяющим змею, которая сбрасывает старую кожу и подобно Солнцу получает новую. Однако какую бы форму не принимало Солнце – глаза, крыла, лодки, дракона, рыбы, птицы, – всегда находится общее ядро, сходство, которое объединяет эти сказания разных культур, возникших в разных полушариях и тысячелетиях.