— Я с ума схожу из-за вас! Если только вы согласны…
И, видя, что девушка зарделась и опустила голову, он пошел дальше — обнял ее за талию и поцеловал в затылок.
— Мама! — воскликнула Бенинья, не ожидавшая этого. — Ради бога, Циту!
Но в ответ на робкий упрек Циту, потерявший голову, снова поцеловал ее, и на этот раз в губы.
И при этом поцелуе сердце бедной Бениньи вспыхнуло пожаром, потому что огонь в нем зажегся еще тогда вечером, в то самое мгновение, когда, очнувшись, она увидела Циту у своей постели и узнала, что он нес ее, как больного ребенка, на руках до самого дома.
Донна Сара сразу же поняла, что к чему, но промолчала.
«Блюститель порядка — не бог весть какое ремесло, — размышляла она. — Но раз патриарху святому Джузеппе так угодно!..»
Ее тоже сразили мундир, и сверкающие медные пуговицы, и палаш, и фуражка, которую так лихо носил Циту. И она наблюдала исподтишка, притворяясь, будто ничего не замечает. Тем более что дон Франко, которого Циту продолжал время от времени щедро угощать вином то у Патакки, то у Ската, расточал великие похвалы этому славному парню, замечательному человеку, который всех уважал и всех умел заставить уважать себя!
Поэтому для донны Сары и Бениньи было как удар грома, когда однажды вечером дон Франко, вернувшись домой в весьма скверном настроении, прежде чем снять плащ и поставить в угол свою палку, едва ли не завизжал:
— Чтобы здесь больше никто не появлялся!
Этот никто, разумеется, был Циту.
— Почему? Как это понимать? — отважилась спросить донна Сара.
— А так понимать, что вы глупая женщина, а она кривляка! Так понимать, что я не хочу, чтобы в моем доме болтались посторонние. Или я не хозяин тут?
И швырнул в угол палку, и та упала на пол.
* * *
Целый год длился этот ад! В доме уже никто не ел, не спал спокойно с тех пор, как синьорина Злюка (дон Франко теперь только так называл свою дочь) не хотела слушать никаких советов, не уступала ни перед угрозами, ни перед побоями, заколдованная этим бесстыжим (он больше не называл его славным парнем), который хочет обесчестить его семью. Полицейских никогда не было в роду Ло Кармине, и он не желал видеть их среди своих родственников, ни близких, ни далеких! Синьорина Злюка может успокоиться на этот счет! Ни она, ни ее полицейский не заставят его согласиться на это!
И крики, и угрозы, и пощечины (дон Франко уж чересчур распустил руки) слышны были по всей округе каждый раз, когда сынишка столяра, чтобы заполучить два сольдо, прибегал к нему в суд и сообщал: «Приходил Циту!» И это была неправда.
Циту даже не появлялся теперь возле дома Ло Кармине. Ему незачем было ходить туда. Он отправлялся к одному своему приятелю, который жил на соседней улице, и никто даже не подозревал, что там, поднявшись на террасу, он мог спокойно переговариваться с Бениньей, которая стояла напротив у кухонного окна.
— Я больше не могу! Значит, господу не угодно это! — лепетала Бенинья.
— Это значит, ты не любишь меня! Я убью себя вот этим палашом. Ты хочешь, чтобы я покончил с собой, я понимаю!
— Нет, Санти!..
— Тогда решайся, если и в самом деле любишь меня!
— Да, Санти!.. Но… так нет! Так я не могу!
Циту настаивал на том, чтобы они бежали. Не было другого выхода, по его мнению. Бенинья, однако, и слышать об этом не хотела и при малейшем шорохе отбегала от окна, а Циту бросался на пол, чтобы дон Франко и донна Сара или какая-нибудь болтливая соседка не увидели его.
— Она уже успокоилась, — говорила донна Сара мужу. — Оставьте ее в покое, надо выждать. Святая Агриппина сотворит чудо.
— Ну да, такое же, как и пресвятой Христос бичуемый! — съехидничал дон Франко.
— Не богохульствуйте! — остановила его жена. — Наш духовник посоветовал: «Соберите шествие девственниц к святой Агриппине». Вот мы и устроим это паломничество в Ламию. Духовник приедет отслужить мессу…
— Чтобы заработать пять лир!
* * *
Несмотря на возражения мужа, донна Сара все-таки собрала девственниц, то есть всех молоденьких девушек в округе, — человек тридцать.
Они совершат паломничество в святилище Ламии, в гроты, откуда святая Агриппина изгнала дьяволов по прибытии из Рима в Минео,— в потемневших от адской копоти пещерах еще сохранились их следы.
Святая чудотворица, изгнавшая дьяволов оттуда, точно так же выбьет из головы дочери дурную страсть, из-за которой в доме был ад.
— Дочь моя, попробуем. А там уж как господу будет угодно!..
И вся неделя прошла в приготовлениях. В округе только об этом и говорили.
Донна Сара замесила тесто для лапши, которую нарезала потом Бенинья, и ощипала петуха и двух кур, собираясь запечь их в духовке; хлеб они испекут накануне вечером, чтобы он был совсем свежим.
— Святая Агриппина, вот увидите, сотворит чудо, — повторяла донна Сара.
— Ну да, как и пресвятой Христос бичуемый!
Дон Франко злился на пресвятого Христа бичуемого, хотя и был добрым христианином.
В ближайший четверг процессия паломников отправилась в путь. Девственницы, одетые во все праздничное, вышли из дома донны Сары. И не сразу удалось уговорить Бенинью присоединиться к ним: она все утро бродила по дому с красными от слез глазами, бледная после бессонной ночи, которую провела в разговорах с Циту у кухонного окна.
Циту заставил ее поклясться, что там, в Ламии, когда юные девственницы начнут петь молитву в большом гроте, она придет к нему в маленький грот, что в глубине святилища: он хочет поговорить с нею с глазу на глаз. Никто и не заметит. Там вообще ничего не видно, в этих почерневших от дыма гротах! Он дружен с отшельником, который охраняет святилище, и спрячется там заранее.
— Поклянись, что придешь!
— Клянусь, если смогу сделать это незаметно!
— Захочешь — сможешь! Поклянись еще раз!
И бедняжка поклялась. Оттого у нее и были красные глаза, оттого она и дрожала.
На улице собралась толпа. Все соседки высунулись в окна или стояли в дверях. И когда пономарь пришел и сказал, что священник уже отправился вперед верхом, процессия девственниц двинулась в путь, затянув молитву, и вскоре оказалась в поле.
День стоял чудесный. Поле желтело всходами, крестьяне, направлявшиеся на работы, отходили на обочину, чтобы пропустить девственниц, которые, закончив молитву, шли группками, смеясь, болтая и даже напевая песенки про любовь.
Одна из девушек взяла Бенинью под руку и поделилась с нею своими заботами. Она тоже была влюблена, а родители ее — против.
— Родители всегда против! Но я, если они будут продолжать настаивать… — И она жестом показала, что убежит со своим возлюбленным.
— Нет, этого делать нельзя! — воскликнула Бенинья.
— Моя тетушка именно так и поступила, — ответила девушка. — И теперь в ее доме полный покой!
Дорога перешла в крутую тропинку. Уже видны были красноватые скалы и долина. Святилище находилось там, в глубине. И по мере того как девушки приближались к нему, Бенинья чувствовала, что у нее подгибаются ноги и вся она дрожит. Нет, не удастся ей оставить подруг и уйти из-под надзора матери. Не сумеет она найти маленький грот, хотя и поклялась. О боже! Зачем она поклялась?
* * *
Вместе с пономарем и отшельником священник ждал их у лестницы, высеченной в скале. Лошадь его, привязанная к дереву, щипала траву.
Какой мир, какое спокойствие царили в долине! Над утесами с веселым гомоном летали галки и молодые соколы. В тополях, что росли возле ручья, заливался соловей, Гроты гулким эхом вторили пению и смеху.
Девственницы, выстроившись цепочкой, запели молитву и стали подниматься по узкой лестнице, нагибаясь, чтобы войти в дверь, вернее, в дыру, ведущую в святилище.
Во втором гроте, очень просторном и черном, четыре горящие на алтаре свечи, казалось, только сгущали темноту вокруг. Священник с помощью пономаря облачился в священные одежды. Отшельник разместил девушек по шесть человек в несколько рядов перед алтарем, переставляя туда-сюда то одну, то другую, и, указав место донне Саре, взял за руку Бенинью и поставил ее позади всех. Бенинья почувствовала, что душа у нее ушла в пятки, когда отшельник, коснувшись ее лица своей колючей бородой, шепнул на ухо: