Вот это мне уже не понравилось. И вообще, какой-то странный сон, слишком уж он… Я с трудом приоткрыла глаза, ожидая, что это развеет алкогольные галлюцинации и я увижу свою привычную квартиру – желтые обои, часы на стене, бежевые шторы с узором из крупных маков… Веки дрогнули и с трудом приподнялись, чтобы тут же резко распахнуться. Какие желтые обои? Какие маки?
Прямо напротив меня была сплошная стена из серого камня. Гематитовые колонны таинственно мерцали, отражая рассеянный свет, что разгонял сумрак комнаты, а чадящие факелы завершали картину чего-то средневекового и готичного. По стенам бежали какие-то изображения, и я даже вроде бы различила среди них фигурки людей, вот только… что-то в них было неправильное. Что за бред? Да, я вчера злоупотребила, но не до такой же степени!
Сердце тревожно забилось, грозясь вот-вот вырваться из груди. Боже, такого же… такого просто не может быть? Это сон? Бред воспаленного сознания? Паника буквально обрушилась, грозя погрести под собой, но следующие слова резко привели в чувство, заставляя моментально взять себя в руки. И страх, словно волна, откатился обратно. Меня охватило спокойствие и какой-то азарт.
– Или может, лучше, сразу… сами…
Эта фраза вывела из состояния задумчивого созерцания, и я едва не подскочила на месте. Ну уж нет! Что бы там ни было, убить себя я точно не позволю. А в том, что неизвестные говорили именно об убийстве, сомнения не возникло ни на миг.
Показательно застонав, я потянулась и, резко повернувшись, поднялась, отчего тут же накатил приступ тошноты. Ничего, с этим я справлюсь. Главное, чтобы неизвестные товарищи не успели под шумок избавиться… Кстати, это кто же у нас там?
Распахнувшимся глазам предстала невероятная по своей абсурдности картина. В Храме – а ничем иным столь грандиозное и мрачное помещение просто не могло быть – посреди невероятного количества свечей, медленно затухающих таинственных знаков и пентаграмм, прямо на полу на лучах восьмиконечной звезды лежали девушки. Голые девушки. Быстро подсчитала – их оказалось семь. Ну и, судя по всему, а еще по жесткости и холоду, я была как раз восьмой. А напротив меня, картинно застыв, стояли двое. Один – неопределенного возраста, высокий, прямой и тонкий, с яркими голубыми глазами, но при этом с седой бородой почти до талии и в темно-сером балахоне. Второй – лет пятидесяти, пухлый, лысый, с жидкой рыжеватой бородкой в таком же балахоне. И я готова была зуб отдать, что противный голос, предлагавший меня убить, принадлежал именно ему.
– Здравствуйте, – смущаясь своей наготы, пробормотала я, поняв, что первым никто со мной заговаривать не будет. – Где я и что происхо…
Договорить мне не дали.
– О небо! Она еще и уродина… – простонал пухлый. – Магистр, может, пока не поздно…
– Хватит, – отрезал тонкий, заставив нас с пухлым вздрогнуть. Но именно этот тон и сила, прозвучавшая в его голосе, позволили привычно удержать поток слез.
– Будь повежливей с избранной, Ханой. Кто знает, как повернется колесо небес, может, она еще станет твоей госпожой.
– Она? – Скепсисом в голосе пухлого можно было заморозить океан.
– Подай избранной накидку, – не обратив на него внимания, велел тот, которого Ханой назвал магистром.
Пухлый посопел, но ослушаться приказа не решился, и уже через две минуты я с облегчением куталась в серый балахон. Да будь он хоть розовый в синюю полосочку, главное, что не голая.
– Итак, избранная, я – магистр Этхой. Добро пожаловать в Амирию. Могу я узнать твое имя? – Глубокий голос завораживал, успокаивал и внушал почтение, ровно до последнего вопроса. Уж не знаю, какой черт меня дернул, но с губ сорвалось…
– Вика. Виктория.
Это было не мое имя. Даже близко – не мое. Свое мне жутко не нравилось, и по молодости я всегда его сокращала всеми возможными нетрадиционными способами, но сейчас чужое имя само сорвалось с губ. Не знаю, что это было: интуиция, настроенная на ожидание беды, подсознание, успевшее отметить то, чего не заметило сознание… но… имя было произнесено чужое. Не мое, и ко мне отношения не имевшее.
Судя по прищурившимся глазам магистра, что-то в моем ответе ему не понравилось. Плевать. Я достаточно прочитала книг, чтобы знать, какую власть над человеком дает знание его имени. А я, пока не пойму, что происходит, рисковать не намерена. Но только я хотела начать задавать вопросы, как меня опередили:
– А полное имя?
– Виктория Васильевна Пешкова, – автоматически выдала имя своей коллеги. И только потом осознала, насколько я была права. Что ж, надеюсь, с Викой ничего плохого не случится.
– Магистр, я бы хотела…
– Позже, Виктория, – перебил он. – Вам все объяснят позже, когда очнутся остальные девушки. А сейчас, думаю, вам стоит отдохнуть и прийти в себя. За вами зайдут через несколько часов.
– Хорошо, – покорно кивнула я, понимая, что спорить бесполезно.
– Сколько тебе лет? – голубые глаза внимательно осмотрели меня.
– Тридцать шесть, – вот сейчас врать почему-то не решилась.
– Сколько? – удивленно воскликнули за спиной, и, повернувшись, я столкнулась с пухлым.
– И все еще девственница? Хотя ничего удивительного, при такой-то внешности… – пробормотал он, чем заслужил еще один недовольный взгляд от начальника, или кем он там ему являлся.
– Прошу прощения, избранная, за поведение хранителя Ханоя. Хотя, должен признать, я тоже испытал удивление. Однако я не могу сказать, что твоя внешность настолько ужасна, чтобы к такому возрасту ты не познала мужчину. Или у тебя есть еще какие-то дефекты?