Улица
Я поднял свой бумажник и вложил в него неразменный десятиборд. Я снова был простым билбордовским гражданином Владимиром Захаровичем Волковым. Избитым до полусмерти и еле держащимся на ногах.
Выйдя на улицу, я прошел по ней метров сто и сел на тротуар, привалившись к стене какого-то дома. Избитое в кровь лицо, разорванная одежда. По качеству одежды можно было определить, что это не опустившийся, а попавший в беду человек, по голове которого струится кровь, смачивая волосы и капая на воротник белой рубашки. Прохожие молча отворачивались или смотрели сквозь меня, как бы не видя. Создавалось ощущение, что вокруг меня нет никого, и я сижу один в пустом городе. Это, кстати, одна из причин высокой смертности в вашей стране. Человеку стало плохо и вместо того, чтобы помочь ему, все как курицы в курятнике, перепрыгивают через потерявшего сознание человека и несутся к тому зернышку, которое они разглядели где-то там вдали. Если и им станет плохо, то никто, как и они, не придет к ним на помощь и они помрут от того, что им никто не помог.
Наконец, около меня появился страж правопорядка с надписью Polizei на спине. Странное решение высшего руководства о переименовании милиции в полицию в связи с повсеместным и устойчивым негативом в отношении к царской полиции и полицаям – пособникам гитлеровских оккупационных властей.
Пропуская через себя всю информацию о стране моего временного пребывания, я вспомнил один художественный фильм на эту тему. Называется «Вызываем огонь на себя». И там господин Терех, местный полицай разглагольствовал, каким он должен быть при новой власти, называемой Ordnung:
– Народ меня должен бояться и ненавидеть, потому что власти нужен вот такой как я курво-полицай.
И он прав. Что же будет в стране, если к полиционерам будут относиться так же, как к своим гражданам, которые поставлены на их защиту? Они же полезут к ним искать защиту от произвола начальников и их сынков. Получится, что неприкасаемых не будет и всем придется подчиняться требованиям закона. Да кто же такое допустит? И где они возьмут столько людей, которые при такой вот работе будут еще по-человечески относиться к людям? То-то и оно.
Я вдруг почувствовал удар ботинком по ноге и голос:
– Кто такой, документы есть?
Как избитый гражданин, я покачал головой.
Страж закона наклонился к трещащей рации в кармане его куртки и начал говорить:
– «Днепр», я «Дунай», на углу Имперской улицы лежит пьяный бомж без документов. Где-то подрался. На вид, наш клиент.
Рация ответила:
– Жди, едем.
Кто такой «наш клиент» я уже начал догадываться. Это законопослушный и добропорядочный гражданин, на которого можно повесить всех собак, и он даже сопротивляться не будет. Зато раскрываемость повысится, премии, медали, ордена, чины и прочее. Да и «срубить» с мужика можно будет. Срубить это разжиться деньгами несколькими разными способами, о которых все знают. У них, у интеллигентных, шибко не любят, когда человек с органами дела имеет. Любые деньги предлагают, лишь бы откупиться. Это не уголовный элемент, который и в драку может полезть, законы знает, да и дружки у него на воле остаются, могут и присунуть что-нибудь в темном углу. Не то, что у этих лохов.
Внезапно ко мне подбежала невысокого роста женщина и запричитала:
– Что ж ты, горюшко-то моё, и отпустить-то тебя никуда нельзя, всегда в историю вляпаешься. Пошли. Пошли домой, дети уже из школы пришли, нужно кормить их, – и она стала тянуть меня, помогая встать.
В это время подъехала полиционерская автомашина и из нее вышли околоточный надзиратель с городовым высшего разряда.
– Это что такое? – грозно спросил околоточный.
– Да муж мой, – запричитала женщина, – пошел в магазин за хлебом и что-то долго его нет. Вот, побежала искать и нашла его здесь всего избитого. Вы-то куда смотрите, – набросилась она на полиционеров, – людей средь бела дня избивают на улице, а вы только и стоите, что руки в брюки. Надо злодеев искать, а не людей избитых задерживать, да в суд их отдавать.
– А паспорт у него есть? – спросил околоточный надзиратель.
– Ага, – сказала женщина, – я еще должна проверять, взял ли он паспорт, чтобы в булочную пойти. Вы что как оккупанты на нашей земле ведете, у каждого гражданина аусвайс спрашиваете? Вы с преступниками боритесь, а не с нормальными гражданами. Муж мой, – и тут я вложил в ее уста свои слова, – Волков Владимир Захарович, врач высшей категории, таких как он нигде нет, он диагност самый лучший, с первого взгляда знает, где и что у человека болит.
Женщина все это так бойко говорила, и сама с удивлением смотрела на меня.
– Так уж все и видит, – нерешительно сказал надзиратель. Ему явно не улыбалось возиться с известным врачом, потом придется еще извиняться, да и по шее могут накостылять, если он лечит каких-нибудь полиционерских начальников. – Ну, и что у меня болит? – с вызовом спросил он
– У вас пока ничего не болит, – сказал я, – но у вас генетическая и наследственная предрасположенность к гипертонии и атеросклерозу. Кроме того, у вас пограничная, между первой и второй, степень ожирения, что является предвестником гипертонии и возможного инфаркта миокарда или инсульта. У вас отец умер от инфаркта, а мать перенесла инсульт. Причем недавно. Кроме того, у вас постоянное стрессовое состояние. Вам нужно либо менять работу, либо на работе переменить отношение к людям, потому что вы получаете постоянный негатив от окружающих вас людей. Такой же негатив получают и члены вашей семьи. Дочка вас стыдится.
– И что же мне делать? – уже как-то по-человечески спросил меня околоточный надзиратель.