Метро находилось рядом, минут десять-пятнадцать ходьбы. Александр Петрович решил прогуляться перед сном, да и Шарика надо было выгулять. Не все же ему взаперти сидеть. Животные, как и люди, любят свободу, к сожалению, люди этого не понимают. Еще когда Сашка приволок откуда-то маленького черного щенка, Александр Петрович поддерживал жену в том, чтобы не держать собаку в доме. Правда, мотивы у них с женой были разные. Надежда не хотела лишней грязи в квартире, а Александр Петрович не хотел неволить собаку; ведь это живое существо. Александр Петрович всегда считал, что собакам место в загородных домах, селах, но никак не в высотках. Но глядя в проникнутые искренней добротой и преданностью глазенки щенка, Александр Петрович, в конце концов, встал на сторону сына. Надежде Васильевне пришлось уступить и смириться с еще одним жителем, за многие годы ставшим полноправным членом семьи.
- Я тебе вот что скажу, - произнес Костя, когда он, Александр Петрович, и Люба шли по улице к метро. Дождь прекратился, оставив после себя озера луж. Ветер утих, но холод стоял невероятный. - Все эти разговоры о возрасте, - все это чушь собачья. Зачем думать о том, что невозможно изменить. Шестьдесят лет или сто - это не так уж и важно. Жизнь вообще простая штука, если меньше думать, - рассмеялся Костя.
- Ну, не скажи Костя. Зачем-то нам мозги все же дал Бог, - сказал Александр Петрович. - Если не думать, зачем же еще?
- А черт его знает, - пожал плечами Костя. - Вот апендикс у человека тоже есть, но для нашего организма он-то бесполезен. Правду я говорю, Любаша? Ты же у нас врач.
- Правда, Костя, правда, - ответила Люба, беря Костю под руку. - Ух, как холодно, - сказала она, теснее прижимаясь к мужу.
- Может и так, а может и не так, - ответил Александр Петрович. - Если Бог вложил в нас что-то, то это для чего-то нужно. Не может быть бесполезных органов у нас в теле.
- Какой ты упрямый, - хмыкнул Костя. - Даже старость тебя не изменила. Каким был, таким остался. Тут тебе сам специалист говорит, что может, а ты не может, да не может.
- Как говорят, Костя, горбатого могила исправит, - ухмыльнулся Александр Петрович. - Если за шестьдесят лет не изменишься, то уже никогда не изменишься.
- Это точно, - рассмеялся Костя. - Я как бросал носки под диван тридцать лет назад, так и в неполных шестьдесят продолжаю это делать. Ох и получаю нагоняй от Любаши. А мне все как мертвому припарка.
- Кого, кого, а вот тебя и могила, тьфу, тьфу, убереги Боже, не исправит, - заметила Люба. - Так что не обвиняй Александр Петрович в упрямстве. Осел и тот ребенок по сравнению с тобой.
- Нет, ну ты видишь Сашка, какие эти женщины, - Костя состроил гримасу. - Ну, никак им не угодишь.
- А нам угождать не надо, - сказала Люба. - Нас понимать надо. Если ты это за свои 58 лет жизни не понял, то кто тебе врач? Уж не я точно.
- Эх, Сашка, - вздохнул Костя. - Вот так и живем - я ей пять копеек, она мне рублем рот затыкает. Ничего возразить не могу. Видишь, какая умница, все знает. Может из-за того, что книги читает. Но иногда, - Костя повернулся к Александру Петровичу и прошептал, - мне кажется, что лучше пусть бы ни читала.
- Я все слышала, - сказала Люба. - Может, если бы и ты книги читал, то знал бы, зачем человеку мозги.
- И что ей сказать после такого? - приуныл Костя. - Перед лучшим другом и так унижает. А еще любимая жена называется. Ты бы лучше, вон у Шарика поучилась, - кивнул на собаку Костя. - Иногда и молчать полезно.
- А ты мне, что это рот затыкаешь? - повернула голову к мужу Люба. Выражение на лице вряд ли можно было назвать приветливым.
- Все, все молчу, - засмеялся Костя, видя реакцию жены. - Я шучу, а ты все на веру воспринимаешь.
- Костя, - Александр Петрович решил вмешаться. - Я вот что тебе скажу. Иногда мне кажется, что женщины мудрее мужчин. Нет, нет, ты дослушай, - он взял Костю за руку, порывавшегося что-то сказать. - Ведь известно, что женщины больше склоны руководствоваться в жизни чувствами, а не головой, как мужчины. Мне когда-то Надюша предлагала, чтобы я пробовал себя на писательском поприще. Я как сейчас помню. "Сашка, - говорила она. - Если чувствуешь, что это твое, не сомневайся. Берись и делай. Семью как-то вдвоем прокормим". Но я не слушал ее. Для меня семья была на первом месте. Надо же и кормить было, и одевать, и вещи какие-то в квартиру покупать. Благо завод выделил квартиру, а так, кто бы мне ее дал, если бы писательствовал. Но, знаешь, жизнь не такая легкая штука, как кажется на первый взгляд. Сейчас я думаю, да что греха таить, я чувствую, что чего-то не хватает мне в жизни. Как будто осталось что-то незаконченное. Нет... как это сказать... удовлетворения что ли. Нет. Вы не поймите меня неправильно. Бог мне свидетель. Я вполне доволен своей жизнью. У меня чудесная семья, жена, дети, но все равно. Чувствую, что чего-то не хватает. И от этого какой-то тяжелый осадок на душе остается.
- Эх, Сашка, - Костя положил руку на плечо друга. - Всегда ты воду баламутишь. Да перестань ты думать о том, что могло быть. Ну, вышло, так как вышло. И черт с ним! Сам говоришь, у тебя чудесная семья, так и живи для семьи, как всю жизнь жил. Да и кто тебе мешает писать сейчас. Пенсия есть, крыша над головой тоже имеется. Пиши, если душа желает.
- И правда, Саша. Почему бы тебе не попробовать сейчас писать, - поддержала мужа Люба. - Детьми заниматься уже не надо, разве что внуками, когда в гости придут. Кто знает, может мы сейчас идем с новым Достоевским или Толстым.
- Во-во, Любаша дело говорит, - ухмыльнулся Костя и подмигнул другу. - Сам же говорил, что женщины мудрее мужчин.
- Боюсь, стар я уже для этого, - вздохнул Александр Петрович. - Мне же не двадцать лет, и даже не тридцать. Тут уже о смерти стоит задуматься, а не о писательстве.
- Опять двадцать пять. Кто про что, а ты про смерть, - рассмеялся Костя. - Ну, смотри сам. Как-никак твоя жизнь, тебе и решать. Ну, давай друг пять, - сказал Костя, когда они подошли к станции метро. - Даст Бог свидимся. Меньше думай о плохом.
- До свидания, Саша. Заходите с Надюшей в гости, - сказала Люба. - Раньше часто захаживали, а в последнее время уже и дорогу к нам забыли.
- Хорошо, Люба, - сказал Александр Петрович. - Постараемся зайти. Как-то времени все не было. Сама знаешь, какая у нас жизнь в стране. Заботы, хлопоты. Никуда от них не деться.
- Знаю, Саша, знаю. Приходите. Мы с Костей будем ждать. До свидания, - сказала Люба и спустилась в переход.
- Только не забудь бутылочку коньячка принести, - подмигнул Костя. - Ну, все. Будь здоров, - сказал он и последовал за женой.
- Ну, что Шарик, - Александр Петрович повернулся к собаке, - ты все столбы обошел? Можем идти домой?
Собака посмотрела на хозяина, вильнула хвостом и побежала вперед, старательно обегая лужи.
- Ух, - вырвалось у Александр Петрович, когда он почувствовал, как щеки и нос защипал мороз. - Днем дождь, ночью мороз. Непонятно, что с погодой творится. То осень, то зима. Все это... как его... глобальное потепление. До чего природу довели, что она уже не знает, когда у нее что.
Александр Петрович плотнее закутался в пальто и последовал за собакой.
- Ну, что, проводил Костю с Любашей? - спросила Надежда Васильевна, когда он вернулся домой. - Шарик, куда побежал? - повернулась она к собаке, метнувшейся на кухню. - А ну быстро в ванную ноги мыть!
- Проводил, а где Татьяна? Ушла что ли уже? - спросил Александр Петрович, заглядывая в кухню. - И Сашки не видно.
- Да Сашка пошел провожать Танюшу. Скоро придет.
- Тогда понятно, - сказал Александр Петрович, снимая пальто в прихожей.
- Шарик, я кому сказала в ванную, - нахмурилась Надежда Васильевна, заметив, как собака побежала на кухню. - Идем, я тебе ноги помою. Что за собака упрямая.
Надежда Васильевна схватила собаку за ошейник и поволокла в ванную.
- Вся в хозяина, - улыбнулся Александр Петрович. - А где это мои тапочки? Что-то я их не вижу. Неужто Шарик затащил куда-то?