…Глупо. Ещe один Ритуал. Ещe один плен: глину перед собой залил водой из фляги — чтобы при выстреле не сдуло с сухого грунта облачко пыли.
Ведь демаскирует, ха-ха!
На одной из бесчисленных планет с никогда не прекращающимися вооружeнными конфликтами партизаны использовали простейший способ маскировки: обливали танки и БМП машинным маслом, а потом слегка присыпали почвой. Копейки затрат, а с воздуха — визуально — бронетехнику засечь невозможно.
Михаил представил себе, как он намазывается кремом для загара и катается по поверхности холма, пытаясь максимально изгваздаться. Печально.
…На солнце листья веток, вплетeнных в масксеть, быстро привяли. Вырвать и отбросить — за ненадобностью.
Ведь заметно со стороны, ох-хо-хо! — и кремом, кремом!..
Дракон и Тигр — дождик Инь и костры Янь. Противоположности. На вершине не спрятаться — один против двух врагов. Одолеешь?! — что найдeшь?.. и найдeшь ли?..
И если есть соединительная втулка, то почему к ней обязательно крепятся сошки?! Почему винтовка должна отклонятся в трeх плоскостях — из-за шарнира?!
Но шарнир — не основа, следствие. Четырнадцать градусов? — ерунда! Дракон и Тигр? — ближе, теплее, но в корне неверно.
…Лежал час, два, три. Думал. Мечтал. Плакал.
Постоянно разминал мышцы, поочерeдно напрягая то икры, то бeдра, то низ спины… — внешне сохраняя неподвижность камня.
Ведь резкие движения выдают, хи-хи-хи!
…Светило справа — слепит плюс отблески линз. Потому ствол в направлении по солнцу — влево. Вести наблюдение, ждать чего-то (чего?!!) особенного.
…Внезапно, уловив сквозь оптику намeк на движение, понял: пора.
Плавно потянул спусковой крючок — резкий хлопок приложил по ушам, а «девочка» даже не шелохнулась — крепки ещe руки, суставы не истeрлись! Может рано на покой, а?!.. — промелькнуло — вспышкой! — и до микрона на четыре располосованная пуля ткнулась в височную кость.
Его кость. Его лицо, затылок и мозг раскрошило по растрескавшейся глине.
Корпус прицела лопнул. И, наконец, докатилось эхо смертельного выстрела.
…Солнце, как земное — жeлтое; полдень. Жара. Жужжат и недовольно вьются мухи — отгоняют конкуренток. Два холма — два трупа, две овдовевшие «девочки»-винтовки.
…и мухи, мухи, полчища мух…
Хронометры на предплечьях — «Командирские».
…и везде мухи, мухи, ползают мухи, лапками шевелят, хоботки чистят.
3.1; 3.2; 3.3 (1, 0, 8)
Остаток дня провeл в роще. Тупо валялся у ручья, наблюдая за кузнечиками и ящерицами. Изредка выпрямлял усики чеки, меланхолично освобождал ударник и швырял очередную гранату в поток — нравилось: водопад капель, зависший секундной радугой.
Когда стемнело, неторопливо побрeл назад, прикидывая, чтоб к полуночи добраться до посадочной площадки (ночевать доведeтся уже на таможне).
…Правильная дата догнала его за четверть шага от диска стратосферного лифта:
— Прощай, гаски.
— Ещe увидимся, де нана.
— Так и не навоевался, гаски?
— Я обязательно вернусь, де нана. Когда-нибудь. Когда устану.
…Он устало присел на вещмешок, ни мало не заботясь о безопасности, о том, что, особо не церемонясь, могут выстрелить в спину. Пока эта перспектива его не угнетала. Приятное состояние; жаль, быстро рассасывается.
— Слышь, пацан, а знаешь, как посвящают в Профсоюз?
— Не знаю, и знать не хочу, — желторотик попытался, было, ретироваться, но сейчас Михаил наслаждался редкими минутами свободы, а для полноты счастья ему нужен был хотя бы один непредвзятый слушатель:
— Стоять!! Куда собрался?! Дезертируем, солдат?! Покидаем боевой пост?!
Бледный, парень вернулся за стойку — фуражка съехала к уху.
— Слушай мудрого. Вряд ли тебе когда-нибудь ещe представится случай… редкий…
Ты, конечно, ничего не знаешь о двадцати одном правиле дисциплинарного кодекса?
Ты не учил до посинения десять положений о наказаниях? Ты не терялся в воротах «Сюда входит только добродетель!», «Пред вратами верности и преданности все равны!» и «Путь героев Хань пролегает через небесные и земные круги!»? Ты не произносил тридцать шесть клятв… ты не тушил о пол ароматическую палочку… И ты… ты… и серебряная игла с красной нитью в ушке… средний палец правой руки… кровь… кровные братья… Понимаешь?!
Михаил оторвался, наконец, от созерцания своих перепачканных травой и глиной ладоней — желторотик заткнул уши пальцами и почему-то закрыл глаза.
Ничего не скажешь — умно.
Пришлось выпрямиться и подeргать служивого за рукав:
— Успокойся, малыш, я уже молчу, — (отрешeнное лицо, немигающий взгляд) — Если понял, кивни.
Шумный глоток, подбородок трижды прикрыл адамово яблоко.
— И замечательно, и великолепно. И ещe…
Напряжeнная пауза. Отчeтливо тикает шестерeнчато-пружинный механизм. Совсем рядом, за серебристой стеной, вот-вот окончательно исчерпают ресурс две неоновые лампочки.
Михаил почесал небритое горло и продолжил:
— Слышь, командир… У тебя это… водка на борту есть? Да ладно, не строй из себя целку после девяти абортов. Тащи, говорю, поллитру — помянуть надо. Да погоди — куда рванул? — это тебе… от меня, на память… стекло сменишь, а так часики вроде ничего. Не шик, конечно, «Командирские» обычные, но от души… Нет-нет, не скромничай! — у меня ещe одни с собой есть… Чо стал?!
Шевели поршнями! Бутылку тащи! И стакан… нет, два! — помянуть надо…
…После третьей бутылки как-то само собой разговорились — на отвлечeнные темы:
— Нет, что бы ни свистела молодeжь, а прицел с постоянной кратностью надeжней!
Надeжней и несказанно профессиональней, чем разные там калейдоскопы-игрушки — и не надо спорить! Это без вариантов и не обсуждается. Всe эти «переменники»…
30 марта — 8 апреля 2003 г.
