Дверь хлопнула.
Лив заорала.
Через минуту на пороге возник Савва — взлохмаченный, ошалевший, в каком-то диком вывернутом шерстью наружу дублёном полушубке, из-под неровного растрёпанного подола торчали голые ноги в калошах. Увидев парня, Лив оборвала свой дикий крик, уже переходящий на уровень ультразвука. Савва щёлкнул выключателем, притаившемся где-то наверху у порога, бестолково и вопросительно уставился на девушку в тусклом, но все же привычном свете лампочки.
— И? — наконец-то спросил он.
— Тут только что кто-то был, — Лив всхлипнула, получилось хрипло, видимо, она только что сорвала голос. — Такая женщина... В белом.
Воцарилась странная значительная пауза, затем Савва виновато хмыкнул и очень неуверенно произнёс:
— Тут никого, кроме нас, не может быть. Пешком не доберёшься, а чтобы кто-нибудь подъезжал, такого я не слышал.
Его голос звучал фальшиво. Лив икнула.
— Она, может, наверх ушла. Она, может... А-а-а... Она, может, сейчас в спальне.
Савва, который, очевидно, уже сориентировался в ситуации, придал голосу большей убедительности:
— Тут слышимость прекрасная. Если кто-то был наверху, он бы выдал себя. Топотом, скрипом, шорохом, но выдал.
— Тогда, — Лив захрипела, — это могло быть привидение. Она, эта женщина, была в старинном, кажется, бальном платье. И вся такая... Белая Дама, вот. Я четко видела.
— Старинное привидение? — неестественность ещё слышалась в голосе Саввы, но он становился всё увереннее и убедительней.
Лив кивнула.
— В бальном платье? — переспросил он ещё раз и засмеялся. — Оливка, наш посёлок появился среди глухой тайги только в шестидесятых годах прошлого века. Привидение могло появиться, скорее всего, в образе колхозницы с серпом и молотом. Или невинно убиенной комсомолки. В красной косынке.
Он ещё пытался шутить, с раздражением и некоторым удивлением отметила про себя Лив. Ну, надо же... Слава не унимался:
— А что? У нас, кстати, и легенда подходящая имеется. Хочешь, расскажу?
— Заткнись, — грубо оборвала его Лив. Голос у неё, действительно, стал хриплым, она всё-таки сорвала его, и теперь звучала весомо и основательно. «Как у портового грузчика», — подумала она.
Савва не очень-то обиделся. Но страшную легенду рассказывать не рискнул.
— У тебя, наверное, температура, — озабоченно сказал он. — Тебе мерещатся всякие ненастоящие люди. То Алексеич какой-то, то Дама... У меня таблетки от жара в управлении остались. Подожди, сейчас принесу. И градусник.
Лив соскочила с дивана и захрипела:
— Не надо! Пожалуйста, не уходи! Не буду больше говорить об этом. Алексеича сама поищу утром. Хотя... наверняка с ним что-то случилось. Он отошел в лес от машины, и с ним что-то случилось... Дама эта мне приснилась. Правда, она мне точно приснилась... Только не уходи, а?
Она умоляюще посмотрела на Савву. Тот немного подумал и тяжело вздохнул:
— Это неправильно, но... Ладно.
Лив подскочила к нему, радостно схватила за рукав жуткой вывернутой дублёнки:
— Да, да, в этом нет ничего неприличного. И печку... Давай печку опять затопим. А то... холодно.
Она только сейчас, придя в себя, поняла, что избу, действительно, выстудило, и влажно—темная простуженность леса, маячившего в окне, забиралась под одежду, и ещё глубже — под кожу, превращая в холодный ломкий хрусталь все внутренние органы. Лив начала бить дрожь, то ли от пережитого, то ли замороженные сердце и легкие уже стучали друг о друга, словно праздничные бокалы с ледяным шампанским.
— Хорошо, хорошо, — Савва попытался отцепить ее пальцы, крепко впившиеся в мохнатый рукав невиданного зверя. — Мне только одеться нужно. Я скоро.
— Нет, — прохрипела Лив, с таким отчаяньем, словно решался вопрос жизни и смерти. Это было выше её сил — остаться сейчас одной в этом, ставшем жутком, доме. — Я с тобой.
Она, вцепившись одной рукой в Савву, другой судорожно и неудобно стала натягивать ботинок на замерзшую ногу. Парень попытался выйти за дверь, но потащил за собой Лив, ботинок и ковровую дорожку, за которую ботинок зацепился каблуком. Вся эта халабуда поехала на выход, но недолго, потому как Савва сразу же проникся сутью проблемы, и застыл на месте.
Лив хлопнулась со всего маха на внезапно остановившуюся дорожку с распятыми в сторону и Саввы, и ботинка руками. Ботиночная рука выглядела особенно унизительно. Тут она словно увидела себя со стороны Это она, Оливия Матвеева, краса и гордость курса, подающий надежды инспектор, валяется нараскоряку в деревенской избе, умоляя какого-то глубоко провинциального увальня не покидать её. Лив не торопясь, с достоинством поднялась с пола и королевским голосом, за которым скрывалась неловкость, произнёсла:
— Ты, конечно, иди.
На этом её решимость иссякла, и она добавила уже жалобно:
— Только возвращайся... Скорее.
Савва вернулся, действительно, моментально. Он принес с собой буханку хлеба, лоток яиц, коробку с чаем, сахар. Быстро растопил по новой печку, и поставил на постепенно наливающуюся жаром поверхность симпатичный бордовый чайник.
Оказалось, что пока суд да дело, неожиданно упал предутренник, и ещё не явно, но чуть ощутимо, мир просыпался в новый день. Лив поняла, что заснуть сегодня уже не получится, и была полна решимости, как только рассветет окончательно, идти искать Алексеича. Где-то... Где, она понятия не имела. Савва по пути в учительский дом заглянул ещё раз в окна глухо закрытого автомобиля, и сообщил, что там, внутри, никого так и не появилось. По всему было видно, что он просто успокаивал девушку, так как в наличие таинственного исчезнувшего водителя, Савва совсем и не поверил. Что он думал о психическом здоровье Лив, ей было совершенно неведомо. Наверное, ничего утешительного для неё.
Чай вдвоем было пить вкусно. Даже несмотря на то, что Савва, пользуясь её отчаянным положением, опять изо всех сил внушал Лив мысль, что к Фарсу кое-какие органы, в частности, те, которые представляет выездной инспектор Матвеева, могли бы отнестись с большим пониманием.
— Конечно, — бубнил Савва, — что мы — потомственные лесорубы, и единственное, в чём разбираемся, так это как работать в лесу без нарушений закона, и чтобы природе не навредить, а, наоборот, помочь. Что мы ещё можем понимать во всех этих законах, с которыми вы к нам пристаёте?
Лив откинулась на спинку дивана и протрубила хриплым басом:
— Если ваш Фарс не сумел организовать должным образом отчётность о деятельности своего предприятия перед налоговыми органами, ему необходимо иметь в штате работников, умеющих без проблем сдать бухгалтерскую, налоговую отчётность, декларации по единому социальному налогу и страховым взносам на обязательное пенсионное страхование.
У Саввы вытянулось лицо:
— Это как? На одного лесоруба, который работает, нанимать ещё несколько человек, которые ничего не производят, а только умеют заполнять эти ваши отчёты? Это как?
На самом деле, Лив не хотелось спорить. Она уже ругнулась на себя за то, что вообще опять вступила в полемику с человеком, который все равно ничего не решает и ни за что ответственности не несёт. В предрассветной хмари вдруг то там, то здесь раздавались птичьи верещания, сначала робко, затем набирали силу и простор. Свет наливался постепенно, серостью сменял влажную тьму за окном. Пузырился белок в скворчащей яичнице, чай был блаженно горяч, от невыспанности по телу разливалась нега, и вообще не хотелось шевелиться. Конечно, тревожные мысли всплывали. Но они были пока безнадежные. Где Алексеич? Как выбираться из этого глухого угла? По крайней мере, как дать знать в управление, что она тут застряла? И как унять Савву, неистово, но безрезультатно защищающего хозяина?
— Подожди, вот-вот должен приехать Фарс, он решит проблемы, — Савва словно прочитал её мысли.
— Ты говорил об этом вчера. Только мне уже не верится, что он когда-либо приедет, — вздохнула Лив.
Савва, почувствовав брешь в её обороне, снова загудел: