Солнечный день, шум каруселей, детские крики, визг и смех – настоящее лето. Мы делились воспоминаниями, Алекс рассказывал о своих приключениях в детстве, о том, как сильно шалил, и как изобретательно его наказывали. Я смеялась от души, потому что на самом деле было очень смешно и даже завидно, потому как моё детство было несравнимо скучнее и проще. Алёша внимал Алексу с открытым ртом, он никого и никогда не слушал с таким вниманием и почтением. Мой ребёнок нашёл своего кумира, и как же мне было больно и обидно, что не в родном отце, а в этом, совершенно чужом нам человеке, и, что хуже всего, абсолютно таинственном и незнакомом. Я чувствовала, что Алекс сознательно выдаёт минимум информации о себе, создавая лишь иллюзию открытости, я ясно ощущала глубину Марианской впадины в этой личности, её темнота и таинственность манили, желание приблизиться приковывало всё сильнее.
Но, я – человек с детства поставленный в рамки: твёрдо знаю цену себе и пределы своих возможностей, вижу свои горизонты и никогда за них не хожу, и даже не имею таких намерений. Меня воспитали в традиционно пуританской семье, и это лишь первая часть Марлезонского балета. Вторая – моя исключительно природная чёрствость и холодность: Артём метко прозвал мою душевность Северным Ледовитым Океаном, а тело моё ледяной глыбой. Конечно, сознавая свои недостатки, я пыталась исправлять их и медленно шла по этому пути, но флирт с другим мужчиной бесспорно был явлением, лежащим очень далеко вне границ моего мира.
Самое удивительное то, что Алекс понял это. Прочувствовал, не знаю, может очень опытный и знавал таких, как я. Я догадывалась, что нравлюсь ему, но не была до конца уверена в качестве кого: друга, собеседника или кого-то ещё. Главное, он долго, около месяца, не делал никаких попыток развить наше наиприятнейшее и комфортное общение в ухаживание, и я была благодарна ему за это.
ОбязательноMatthew perryman jones Im looking for you
Так было до жаркого июльского дня в парке развлечений. Мы ели мороженое кофейное или шоколадное. Оно таяло так быстро, что вытекало из рожка, стекало по Алёшиным рукам, щекам и капало на шорты огромными коричневыми кляксами. В любой другой день меня бы это расстраивало и злило, но только не сегодня. Я столько смеялась, что жизнь казалась мне счастливой, день роскошным, а испорченные шорты – ерундовыми. Я заливалась смехом, совершенно не боясь казаться неадекватной, и между приступами этой беспочвенно-безудержной радости выхватила его глаза, затем снова и снова, и это был взгляд ребёнка, глядящего на безумно желанную, но бесконечно дорогую игрушку в магазине, ту, на которую можно смотреть, но нельзя трогать, и уж тем более играть. Он был приятен мне, этот взгляд… Он обволакивал меня, он был приторно сладок как мёд, я чувствовала, как теряю ощущение реальности… А потом случилось одно из самых восхитительных и ярких событий в моей жизни, одно из тех, что остаются на всю жизнь сладким воспоминанием, наполняющим наше существование смыслом, тех, которые проносятся перед глазами в момент угасания навеки…
Моё мороженое потекло, так же, как и Алёшино, оно капнуло на моё бедро, запястье и подбородок. Я смеялась, закрыв глаза, мне было хорошо, мне было радостно, и в этом состоянии полуэйфории я почувствовала нежнейшее прикосновение к своей коже, прикосновение бабочки, она коснулась моего бедра, затем задержалась на запястье и, наконец, до того, как она приблизится к моему лицу, я усилием воли раскрыла глаза и увидела его губы, его залитое солнцем лицо, смуглую кожу. Его запах был потрясающим, пропитанным феромонами до такой степени, что я забыла, кто я, и где нахожусь…
Алекс собирал мороженное с моей кожи своими губами и языком, и это было фантастически, сказочно, незабываемо приятно… Моё тело, как и мой разум, парило в невесомости, я не слышала шума, люди и весь мир перестали существовать, я лишь видела ослепляюще яркий свет и фрагментарно смуглую кожу и нежные губы. Лишь спустя мгновения, до меня дошло, что он целует меня страстным, жарким, жадным ртом, целует так, будто хватает воздух, будто до этого задыхался, и вот, наконец, может дышать… Я знала, что это не флирт, не ухаживание, я чувствовала всем своим существом, что это порыв внезапный, незапланированный, несдержанный, и именно это и делало происходящее ещё более восхитительным…
Когда Алекс сам вдруг очнулся и понял, что сделал, я уже смотрела ему в глаза совершенно осознанно, и он испугался, медленно отстранился, стал извиняться, я уверяла, что всё нормально, но, мол, не делай так больше. Он – я не буду, но глаза, совсем другие: его накрыло так же сильно, как и меня…
Алекс неожиданно предложил снова караоке клуб, и мы с Артёмом согласились. Это был будний день, народу было не так много, мы спели несколько песен с мужем, а Алекс, как и прежде, смотрел на меня заворожено, признался, что у меня один из самых красивых голосов, какие он слышал, потом неожиданно предложил мне спеть с ним дуэтом.
– Опозориться не боишься? – я осмелела до игривых подколок.
– Ну, я постараюсь – ответил он, улыбаясь.
– Что за песня?
– Это Rihanna в дуэте с Mikki Ekko, песня называет Stay, ты же поешь на английском?
-Да, конечно.
– Не то, чтобы это была моя любимая песня или что-то в этом роде, но вчера я услышал её в машине – мне понравилась. Поможешь мне?
– Да, я знаю её, это очень красивая песня. Не уверена абсолютно, что спою правильно без подготовки, она сложная, и мотив почти полностью выводится голосом, но можно попробовать. Дай угадаю, мы сегодня пришли сюда, чтобы спеть именно её?
– Ты правильно всё понимаешь, – он смотрел мне в глаза так пронзительно, что у меня мурашки поползли по телу. Алекс улыбался, но на этот раз как-то таинственно.
Мы вышли на сцену, и я впервые увидела то невероятное влияние, которое Алекс, очевидно, неизменно оказывает на женщин. Он нравился не только мне, он нравился всем, не просто нравился, он потрясал своей броской красотой, своей грацией, манерой лишь слегка улыбаться, оставляя за собой шлейф загадочности, манящей сексуальности, ощущение тайны, требующей познания. Женщины, что сидели в зале, все без исключения, независимо от возраста, наций, вкусов и предпочтений, были очарованы им. Это было видно по их лицам, по вызывающе – заигрывающей манере посадки в креслах, по их жестам, по их глазам, наполненным не просто невероятным интересом, но страстным желанием, в них читалось влечение сильное, первобытное.
Ошеломлённая тем эффектом, который Алекс так нечаянно произвёл на женскую половину посетителей клуба, я и сама невольно взглянула на него: снова одет полностью в белое, элегантные модные брюки, на узких бёдрах тонкий чёрный ремень, отливая глянцем, ещё больше подчёркивает изящность его тела, белая рубашка с длинными, но немного собранными рукавами, и ворот открыт лишь слегка, как того требуют правила этикета, но достаточно, чтобы показать его смуглую кожу, украшенную короткими тёмными волосами, оставляющими невероятно сексуальное послевкусие, ведь этот доступный взору участок не просто влечёт, он порождает фантазии бурные, похотливые, страстные, почти животные … Алекс невероятно красив, и, похоже, хорошо знает об этом.
Он сел за фортепьяно, в нашей песне есть музыка одного только этого инструмента, я и забыла об этом. Удивлённая, что он собирается играть сам, подхожу к нему ближе и опираюсь на крышку инструмента, в руках моих слова песни. Круг света от прожектора упал на нас в полнейшей темноте, и я почувствовала особый шарм и напряжение происходящего.
RihannaStay
Алекс играл профессионально, и меня это удивило: его пальцы так технично касались клавиш, будто он всю жизнь занимался только этим.
Мы начали петь, мои слова были первыми:
All along it was a fever
A cold sweat hot-headed believer
I threw my hands in the air, said, "Show me something,"
He said, " If you dare come a little closer."
С самого начала , это была лихорадка