Глава 6
РАЗГОВОР С МУЖЕМ
Муж Репиной, Владимир Георгиевич Светличный, прибыл к Турецкому около четырех часов. Переговоры нефтяника с аргентинскими коллегами проходили успешно, они вместе пообедали, сдобрив трапезу обильными возлияниями. Правда, еды было столько, что алкоголь подействовал на Светличного не сразу, иначе бы часовые МУРа его не пропустили. Однако сейчас, в кабинете Турецкого, Владимира Георгиевича заметно развезло, ему было трудно контролировать свои чувства, поэтому вспышки агрессивности к неизвестному убийце сменялись слезливыми стенаниями о погибшей жене. Так же трудно было ему скрыть неприязнь, которую он испытывал к вопросам следователя, да и к нему самому. Александр Борисович частично списал поведение Светличного на стрессовую ситуацию, в которой тот оказался, а по большей части отнес его выходки к особенностям вздорного характера.
Светличный был на десять лет старше Репиной. Безупречный темно-синий костюм от дорогого кутюрье, удачно подобранный галстук, швейцарские часы, элегантные очки без оправы — все это свидетельствовало о его успехе в жизни. Холеное лицо с седыми усиками, аккуратная стрижка, орлиный нос — таким обычно и представляешь себе настоящего олигарха. А уж глядя на его барственные замашки, понимаешь, что этот человек привык только повелевать.
Выразив сочувствие его горю, Турецкий спросил:
— Вы подозреваете кого-либо, кто мог пожелать смерти вашей супруге?
— Нет, случившееся для меня как гром среди ясного неба. Я не слышал, чтобы у нее были с кем-либо совсем уж неприязненные отношения. Поэтому мне даже интересно посмотреть на этого негодяя, которого я готов растерзать на мелкие кусочки.
— То есть Людмила Николаевна хорошо отзывалась о своих коллегах?
— Нет, как раз отзываться плохо она вполне могла, вернее, насмешливо. Особенно язвительно говорила о женщинах: у одной нет голоса, другая не способна подобрать нормальный репертуар, третья безвкусно одевается. Но ведь это говорилось не в глаза — дома, мне, человеку, далекому от их мира. Уверен, что ее коллеги тоже говорили о Людмиле в том же духе. У артистов это считается нормальным. При встрече они целуются и осыпают друг друга комплиментами с головы до ног, а за глаза выливают друг на друга ушаты грязи. Но ведь антагонистических противоречий между этими очаровательными людьми нет. Все-таки ведомственная солидарность между ними существует, и в трудную минуту они друг друга поддерживают. Вон Киркоров облаял ростовскую журналистку, так все эстрадники его выгораживают.
— Вы часто бывали свидетелем того, как Людмила Николаевна общалась с коллегами?
— Предельно редко. Хотя при желании мог бы ходить хоть каждый день на разные пьянки-гулянки. У них то премьера, то презентация нового альбома, то юбилей. Можно даже не ужинать дома, а болтаться по тусовкам. Но ведь у меня своих дел выше крыши.
— Может быть, ваша супруга вела дневник?
— Насколько мне известно, никакой дневник она не вела. У Люды не было подобных склонностей.
— Владимир Георгиевич, до вас доходили разговоры жены про организацию гастролей — выгодных или невыгодных, про конкуренцию. Кто ее продюсер?
— Последним был Сева Ноговицын. На днях Людмила с ним поссорилась.
Турецкий многозначительно сделал брови «домиком»:
— Получается, у нее были не такие уж безоблачные отношения со всеми. Вы сказали, Ноговицын был последним продюсером. Значит, раньше Людмила работала с другими?
— Конечно. Одни уходили, другие сразу занимали их место.
— Все-таки сразу появлялись. Значит, работа эта привлекательная?
— Вроде бы продюсеры зарабатывают прилично.
— Обычно уходам с хорошей работы сопутствует скандал. Почему же вы никого не подозреваете? Может, кто-то из обиженных Людмилой продюсеров решил отомстить ей за то, что она лишила его хорошего заработка?
Владимир Георгиевич пожал плечами:
— Не знаю, при каких обстоятельствах они увольнялись. Может; более выгодное место находили. Надо проверить.
— Проверим, — кротко кивнул Александр Борисович. — Вы лично кого из ее продюсеров знали?
— Мы женаты пять лет. За это время у нее сменились три продюсера. Знал я их в основном понаслышке.
Турецкий понял, что пользы от Светличного — как от козла молока. Он живет в своем нефтяном бизнесе и, кроме него, мало что видит.
— Бывает, люди не придают значения каким-то чисто бытовым вещам, считают их несущественными мелочами, — сказал Александр Борисович, — а вот следователям, оперативникам они могут поведать очень многое. Поэтому нам, возможно, не сегодня-завтра понадобится осмотреть вашу квартиру. Вы уж, пожалуйста, ничего пока не трогайте. Оставьте все, как было при ней.
В этот момент Светличный находился в благодушном настроении.
— Смотрите, если это вам поможет.
Глава 7
В КОМПАНИИ С ФОТОРОБОТОМ
Прошли почти сутки, а дело не сдвинулось с мертвой точки. Турецкий был совершенно спокоен. Он понимал, что сейчас нужно хвататься за любую зацепку, собирать от бедности любые мелочи, и в один прекрасный момент все эти молекулы создадут нужное вещество. Пока же происходит то, что он называл периодом разброда и шатания. Это очень противный этап расследования, и его желательно преодолеть без паники. У Александра Борисовича был случай, когда на пятнадцать часов его вызвали с отчетом в Генеральную прокуратуру, а утром он не имел еще ни одного донесения от оперативников. Однако знал, что к двенадцати получит все. И получил. А через три часа уже доложил о ходе следствия, да так, что его доклад приняли на ура.
Галя Романова принесла фоторобот человека, который напросился в попутчики музыкантам «Яблочка-ранет», когда те уезжали из Дворца торжеств.
Когда нет особых примет, то фоторобот так же похож на оригинал, как изнанка ковра на его лицевую сторону. Создается лишь самое общее представление о человеке. Сейчас, например, можно понять: парню под тридцать, овальное лицо, короткие темно-русые волосы расчесаны на пробор, длинноватый нос. Глаза, как показалось музыкантам, у него крыжовенного цвета. Но сколько таких парней бродит по городу! Всех останавливать — сил не хватит. Вдобавок никто не утверждал, что он убийца. Это всего лишь один из подозреваемых. Может, человек действительно куда-то спешил и случайно вышел именно в то время из дворца.
— Я уже получил список всех участников вчерашнего концерта, — сказал Володя Яковлев. — В первую очередь фоторобот придется показывать им.
— В первую очередь покажи мне список, — хмыкнул Турецкий.
Сейчас они сидели в его кабинете втроем: Романова, Яковлев и Александр Борисович, который, прочитав список, присвистнул:
— Ишь ты! Оказывается, среди прочих за кулисами вчера побывал и Всеволод Сергеевич Ноговицын собственной персоной. Интересно, под каким соусом он там оказался.
— Тут указано: директор ансамбля «Золотой запас». Директор — то же самое, что продюсер, — объяснил Яковлев.
— А кто такой Ноговицын? — поинтересовалась Галина.
— Один из тех людей, кому не следует показывать фоторобот для опознания, — сказал Турецкий. — Дело в том, что до недавнего времени он был продюсером Репиной. Вряд ли они расстались большими друзьями. Даже если бы он вчера вечером во Дворце торжеств не присутствовал, мы бы все равно поинтересовались, где он был в это время. Каким номером выступал этот «Золотой запас»?
Галина посмотрела программу:
— Шестым. А Репина — десятым.
— А «Яблочко-ранет»?
— Седьмым.
— Ясный перец. Когда Репина пела на сцене, музыканты «Яблочка» уже переоделись и грузили инструменты в автобус. «Золотой запас» к тому времени вообще мог уехать. Но ребята могли и остаться за кулисами, никто их не прогонял. Мало ли что им было надо — кого-то хотели послушать или решили потусоваться, пообщаться с коллегами. Насколько я заметил, там ведь и халява имела место.