Скачать книгу
Если нет возможности читать онлайн, скачайте книгу Труды по россиеведению. Выпуск 6 файлом для электронной книжки и читайте офлайн.
«Труды…»-6: О текстах и контекстах (От редактора)
Это второй «объединенный» выпуск «Трудов по россиеведению» (2015–2016). В предыдущих «Трудах…» отмечалось: случайно соединив под одной обложкой 2013 и 2014 гг., мы, что называется, попали в историю (в том смысле, что для страны тогда началось новое время). Принимая решение повторить эту «форму», мы не могли предположить, что 2015–2016 гг. тоже станут рубежом – для малой, правда, части нашего общества: тех, кто работал и еще продолжает работать в Институте научной информации по общественным наукам РАН.
Пожар в здании на Нахимовском проспекте 51/21 30 января 2015 г. изменил ИНИОН, поставил под вопрос само его существование. Те, кто прошел войну, вспоминают о ней как о том рубеже, что разделил надвое их жизни: до и после. Понимая недопустимость сравнений с той (всеобщей и беспрецедентной) бедой, тем не менее скажу: и мы пережили это состояние. Когда привычный мир («до») со всеми его правилами, проблемами и возможностями рушится в одно мгновение, и, чтобы выжить, нужно бороться. А ситуация такова, что борьба не может завершиться победой. И «новый мир» («после») – это только подсчет потерь, каждодневное ощущение поражения, медленное выползание из своей трагедии.
«Труды…»-6 – из новой, послепожарной жизни ИНИОН. В какой-то степени – ответ на нее.
О текстах
Основные тематические блоки «Трудов по россиеведению» определились, по существу, с первого выпуска: современность, история и историческая память. В структуре издания отражена его идея: оно нацелено на изучение России нынешней в постоянном сопоставлении с прошлым (поиске отличий и взаимозависимостей) и прогнозирование на этой основе перспектив. История является «площадкой» для «рассматривания» сегодняшнего дня, а современность позволяет по-новому взглянуть на прошлое – не как на минувшее, но как на актуальный опыт. Возможно, в этом выпуске такой подход проявился наиболее отчетливо, даже прямолинейно.
Притом что «Труды…» представляют собой текстуальную целостность (каждый текст «работает» в контексте всего издания), собранные в нем материалы разнообразны – во временно́м, тематическом и «идейном» (имеются в виду предпочтения/мировоззренческие склонности авторов) отношениях. Разнятся они и по форме: от «классических» научных текстов до эссеистических, от публицистических до поэтических. Но есть в них объединяющие линии, интонации, созвучия.
Материалы раздела «История и историческая память» так или иначе касаются следующих вопросов: следствием какой истории является современная Россия; как происходит поиск/создание традиций, в какой системе образов/представлений о себе и других («паутине смыслов») мы существовали и существуем теперь. История предстает здесь не мертво-музеефицированной, а актуальной субстанцией.
К примеру, частный сюжет, который анализирует И.Н. Данилевский, вплетен в одну из главных тем современного публичного дискурса: Россия и Орда (последняя понимается и как историческое явление, и одна из русских «сущностей»). Московское государство «выросло» из двух источников – из сопротивления Орде и как «следствие» Орды. О встроенности русских земель в ордынский порядок и идет речь в статье. «Живость» и современность истории демонстрируют и другие тексты этого раздела. А.Б. Каменский показывает, как в государственной риторике и идеологии Московской Руси – имперской России появилась тема «собирания русских земель», как она использовалась в XVIII в., прежде всего в царствование Екатерины II (заметим: в историческом сознании нашего общества эта монархиня заняла то место, которое сама себе приписывала – равновеликое Петру I).
Статья И.И. Глебовой посвящена «забытой» революции 1905–1907 гг., предпринимается попытка определить ее характер и место в русской истории. В исследовании В.П. Булдакова Революция 1917 г. предстает отражением массовых убеждений, заблуждений и предубеждений, переломанного временем сознания, взвинченного до крайности подсознательного. Иначе говоря, истоки того социального переворота автор ищет в культурно-ментальной сфере. А.Г. Донгаров прорабатывает сюжет, являющийся «спусковым крючком» для современных «войн памяти» – советско-германский договор о ненападении. В рассказанной им (ярко и пристрастно) истории пакта-1939 видно, как легко дипломатия, этот инструмент мира, превращается в орудие войны. Наконец, в статье О.В. Большаковой анализируется, как на протяжении столетий конструировался образ «Запада», чем он был для России и как она понималась Западом.
Во времена «воинствования» и нового противостояния эти исторические штудии должны бы служить предостережением – от взвинченности сознания, приступов изоляционизма, применения «стратегий войны». Все это не соответствует интересам человека, подавляет живые общественные силы.
Материалы раздела «Современная Россия» приобретают внутреннюю связность и логику, если взглянуть на них сквозь призму проблемы «посттоталитаризма». Речь идет о том, как общества и государства выходят из тоталитарного состояния, что препятствует такому выходу, каковы механизмы «возвращения»/«ретоталитаризации». Симптоматично, что в данном выпуске все авторы, по существу, рассматривают современную Россию как пример «ретоталитаризации». Еще несколько лет назад такие оценки не были столь единодушны; допускалась вероятность иного варианта развития.
В статьях Ю.С. Пивоварова, М.А. Краснова, С.Ю. Барсуковой, И.Г. Шаблинского, Е.А. Лукьяновой, в «блоке» рецензий, публицистической мозаике дан образ общества, поощряющего себя к разложению. «Эпоха перемен» прошлась по нему так, что было «демонтировано» (выброшено на свалку истории) как раз то новое, что вызрело в советской системе вследствие ее эволюции. В наибольшей степени пострадали те социальные слои, которые являлись «проводниками» в современность (демократическая интеллигенция со всеми сложными формами ее жизни – творческими союзами, клубами и т.д.; рабочий класс, связанный с «новым производством», и проч.). «Старое» же советское содержание: коррупция, теневая экономика, произвол как способ властвовать, насилие как основной тип взаимодействия, тоталитарное мировоззрение – выжило, легализовалось, захватило общество. Результат – не только технологическое падение, сворачивание гуманистического начала в культуре, но и социальная деградация (как сказал автор одного из материалов «Трудов…», постсоветский человек разочаровал больше, чем советский).
То, от чего позднее (т.е. зрелое) советское общество избавлялось, что стремилось минимизировать, не выставлять напоказ, стало у нас нормой, образом жизни, «основами». При общей зацикленности на личном благополучии и безопасности любым путем, все (от зарплат до предпочтений) крайне неустойчиво, зыбко, смутно. В 1990-е, которые едва ли не единодушно признаны теперь «темными» временами (нашим «новым Средневековьем»), было гораздо больше оптимизма, смелости, воздуха. Видимо, «ретоталитаризация», нейтрализуя потенциалы роста/новизны, подавляя формы современной жизни, способы современного самоопределения, ведет к быстрому социальному дряхлению.
Фиксируя это состояние, наши авторы ищут способы выхода из него – в культуре, политике, экономике. Не случайно значительное место и в этих «Трудах…» отведено конституционно-правовой проблематике. Конституция и есть формула новой России, основа ее «посттоталитарной» идентичности. Обращение к ней, поиск там легитимности власти и общественного самоопределения способны оживить потенциалы развития. Но это пока не «по росту» стране. Симптоматичны совершенное невнимание подавляющей части народонаселения к теме права (и прав), восприятие Основного закона как чего‐то формального, необязательного.
Таково же отношение к политике, всей публичной сфере. Там разворачивается свой «театр» (будучи публичным, он не для публики – для «своих»). Наш человек (доминирующие – «модальные» – социальные типы) – вне этой «игры». Он не отчужден, не лоялен, не впал в апатию и не «наблюдает». Он попросту «за пределами»: не хочет знать, что есть политика, права, Конституция и т.п., – занят только собой, замкнулся в своем «мирке». В современной России торжествуют «частности» и «вертикали». Они в принципе связаны («вертикали» хоть как‐то организуют «частности»), но только потому, что временами не могут избежать взаимодействия.