Лермонтовский поэт, с одной стороны, предстает существом необычным, связанным с небом, а с другой – ведет себя как рядовой, простой человек. О том же самом говорится и в пушкинском стихотворении «Поэт» («Пока не требует поэта…»), которое было написано в 1827 г. и тогда же опубликовано в «Московском вестнике», так что Лермонтов вполне мог с ним познакомиться.
За первый год своего творчества Лермонтов создал четыре стихотворения и три поэмы. Это меньше, чем в последующие годы – 1829, 1830 и 1831-м, когда потребность высказаться у поэта невероятно сильна, когда стихи превращаются поистине в дневник его чувств и переживаний. Однако основа для поэтического творчества и главные черты мировоззрения Лермонтова-художника уже заложены в 1828 г. В качестве образцов поэт ориентируется на лучших поэтов русского и мирового романтизма – А.С. Пушкина, В.А. Жуковского, Дж. Байрона. В то же время он не подражает им слепо, а осваивает их творчество, заимствуя отдельные слова и выражения, некоторые сюжетные ходы и интерпретируя их по-своему.
В 1828 г. сложились и основные варианты «лермонтовского человека». Во-первых, это «естественный человек», «благородный дикарь» – кавказский горец, личность сильная и цельная. Во-вторых, это разочарованный человек, отчаявшийся, одинокий, способный даже на преступление, однако сам себя осуждающий. В последующем творчестве Лермонтов будет выводить два типа разочарованного человека: это может быть или мятежник, открыто выступающий против существующего миропорядка, или «странный человек» (не случайно именно так будет названа юношеская драма Лермонтова), разочаровавшийся в жизни, но предпочитающий не противостоять ей, а отгородиться от нее, уйти в свой внутренний мир, замкнуться в себе. Корсар в ранней поэме пока что совмещает в себе черты обоих типов. И, в-третьих, это гениальная личность. В 1828 г. для Лермонтова таким гением выступает художник, однако в дальнейшем образ великого человека в его творчестве будет усложняться.
О библейских мотивах в лермонтовском «Демоне» в связи с его творческой историей: (от Байрона – к Мильтону)
Аннотация
В статье показано, как на разных этапах работы над «Демоном» менялся способ обращения Лермонтова с библейскими образами и цитатами. В поздних редакциях поэмы они используются в соответствии с христианским пониманием их вероучительского смысла. Такой способ характерен не для романтической поэмы, а для религиозных эпопей в духе Мильтона, с которыми «Демон» имеет немало общего.
Ключевые слова: Мильтон, «религиозная» («духовная», «священная») поэма, А.Н. Муравьёв, Книга Товита, Книга Иова, поэма В.И. Соколовского «Мироздание».
Korovin V.L. On Biblical motives in the «Demon» by Lermontov in relation to his creative career: (from Byron to Milton)
Summary. The article shows the way Lermontov changed his method of addressing the Biblical images and quotes in different stages of his work on The Demon. In the latter versions of the poem they are used in accordance with the Christian understanding of their doctrinal meaning. This method is typical not for a romantic poem but for religious epics after a fashion of Milton, The Demon having a lot of common with them.
Байрон и Мильтон, которых нередко через запятую вспоминают в связи с «Демоном» Лермонтова, в сознании его современников были антагонистами. В стихотворении В.Г. Теплякова «Два ангела» (1833) они представлены как носители разных духов: один – «божественный слепец», «очами души» узревший «солнце рая», другой – «Гигант», измеряющий «пространства бездны» своим «мрачным умом»17. В то время как Байрон уличался в проповеди безнравственности и эгоизма, чтение Мильтона, «христианского Гомера»18, считалось душеполезным занятием. «Потерянный рай», как и эпопею Ф.Г. Клопштока «Мессия» (1748–1773), относили к образцовым «духовным поэмам», отличительной особенностью которых было «смешение вымысла с истинною религиею, выраженное в формах древней языческой поэзии»19. Критики, порицавшие их, отвергали искусственность «форм» классической эпопеи Нового времени, но не права «вымысла» в проповеди «истинной религии»20.
Способы обращения с Библией в поэмах Мильтона и мистериях Байрона («Каин», 1821; «Небо и земля», 1822) диаметрально противоположны. Оба прибегали к вымыслам, но Байрон переосмысливал библейские образы и сюжеты в целях самовыражения, а Мильтон актуализировал для современников их подлинный смысл, претендуя, конечно, на правильное его понимание. Он выступал как толкователь и популяризатор Библии, определявшей в протестантизме все стороны жизни верующих. Добро и зло, положительные и отрицательные библейские персонажи у Мильтона выступают в том же качестве, что и в Библии, а не меняются местами, как зачастую у Байрона. То же касается и Сатаны в «Потерянном рае», изображенным Мильтоном отнюдь не в целях его апологии и реабилитации21.
Присутствие и весомость библейских мотивов в поэзии Лермонтова и, в особенности в «Демоне», самоочевидны, они не раз становились предметом исследований22. Вопрос в том, насколько произвольно он их использовал, т.е. не была ли его манера обращения с Библией всецело «байронической»? В случае с «Демоном» это было бы даже естественно, поскольку сюжет поэмы не связан с каким-то общеизвестным эпизодом священной истории (вроде грехопадения первых людей, как у Мильтона, или убийства Каином Авеля и Всемирного потопа, как в названных выше мистериях Байрона), это чистый поэтический вымысел, а значит, речь может идти лишь об отдельных образах, аллюзиях и цитатах. Критики XIX в. были склонны отказывать поэме в наличии сколько-нибудь серьезного богословского содержания23, в ее заглавном герое усматривали портрет сочинителя24. В соответствии с этой традицией Б.М. Эйхенбаум, указывая на многочисленные русские и европейские источники лермонтовских произведений, отрицал связь «Демона» «с поэмой в стиле Мильтона»: «Из западного Сатаны получился “печальный демон”, в котором просвечивают черты знакомых нам хотя бы по драмам Лермонтова парадоксальных злодеев, вроде Арбенина из “Маскарада”. Он замаскирован на этот раз Демоном…»25 Позднейшие исследователи, хотя не известно ни одного прямого упоминания Мильтона Лермонтовым, с очевидностью обнаружили значительность именно мильтоновского пласта в «Демоне»26. Причем, как убедительно показал В.Т. Олейник, «в процессе работы над поэмой Лермонтов от редакции к редакции насыщал ее деталями, восходящими непосредственно к «Потерянному раю»»27. Это позволяет говорить о причастности «Демона» вообще к традиции «религиозной» («духовной», «священной», «христианской») поэмы в духе Мильтона и Клопштока, образцы которой имелись и в русской литературе28. Для авторов таких поэм была характерна озабоченность не только общими нравственными и религиозно-философскими проблемами, но и специальными вопросами богословия и библейской экзегетики, потому они нередко подвергались притеснениям духовной цензуры (как, например, «Иов» и «Таинственная капля» Ф.Н. Глинки29). И, напротив, совсем для них не характерны были религиозное вольнодумство и свободная игра с библейскими текстами и образами.