– Кофе? – спросил я, разглядывая ее, такую теплую и еще немного сонную, в моем свитере и наполовину скрытую от моих глаз одеялом.
Она слабо улыбнулась.
Я отправился на кухню, сварил кофе. Она вошла неслышно, села за стол, я повернулся и заметил, что она умылась, на волосах ее надо лбом блестели капельки воды. Я смотрел на нее и спрашивал себя, о чем с ней говорить? Следует ли ей задать вопросы о докторе Селиванове? Или лучше подождать, когда она сама начнет говорить?
– Вам с сахаром?
– Да, и с молоком, если можно. Мы всегда с Максом пили кофе с молоком. – Она словно подталкивала меня к разговору о докторе.
– Я был там…
Она подняла на меня глаза, и они тотчас стали наполняться слезами.
– Это какое-то недоразумение, – прошептала она, давясь слезами. – Он не должен был так погибнуть. Это… Это просто чудовищно.
– Ольга, как вы там оказались? Кем приходился вам Макс?
– Мы были друзьями. Большими друзьями.
– Вы приехали к нему в гости?
– Нет… Я жила там… у него.
– А та девушка…
– Я совершенно ничего о ней не знаю. Говорю же, я спала, когда услышала голоса, шум, выстрелы, крики… Мы были с ним вдвоем. Как всегда.
– Ольга, вы поймите, мне не очень удобно задавать вам подобные вопросы, но вы же понимаете, что пока вы мне не расскажете всю правду, я не смогу вам помочь.
– Вы боитесь, что пригрели и спрятали у себя убийцу?
– Да ничего я не боюсь! – вскипел я. – Но…
– Я жила у него два года, – уже более эмоционально воскликнула она. – Понимаю, это звучит, как бред, но это чистая правда. Я на самом деле все эти два года жила здесь, пряталась у него. А теперь, получается, должна прятаться у вас.
– И что же с вами приключилось два года тому назад?
Я поставил перед ней большую чашку кофе с молоком.
– Возможно, я просто сошла тогда с ума… Думаю, что мне надо рассказать вам всю правду. И только лишь для того, чтобы вы поверили мне, что я любила Макса. Не как мужчину, вы поймите, а как человека. Он так много сделал для меня, он спас меня!
Она закрыла глаза руками и заплакала. Я ничего не понимал.
– У вас есть какие-нибудь родственники, близкие вам люди?
– Теперь нет. Еще вечером был, один. Сейчас его нет. И я совсем не знаю, что мне делать. И идти мне тоже некуда.
– Так что же с вами случилось два года тому назад?
– Знаете, такая банальная история… Вернее, так может показаться со стороны. Мне же тогда так не казалось. Я влюбилась. Смертельно влюбилась. В одного человека. А он…
Тяжело ей давался этот рассказ. Я чувствовал это.
– У него были светлые волосы, почти белые, до плеч. Он был так красив. А улыбка… Когда он улыбался, все вокруг смотрели на него, потому что просто невозможно было не смотреть. А у меня был муж. Думаю, что он и сейчас есть, да только, полагаю, он думает, что меня уже нет в живых. – Она как-то нехорошо, болезненно улыбнулась. – Все-таки прошло целых два года. Скорее всего, он искал меня, но сейчас уже не ищет. Он же понимает, что если бы я была жива, то позвонила бы. Но я-то не позвонила.
– Так что с тем блондином? – Я заранее уже заревновал ее к тому, кто наверняка причинил ей боль. Причем этот блондин затмил самое важное – наличие в ее жизни мужа!
– Кажется, он куда-то уехал. Мы были любовниками около месяца, и никогда еще я не была так счастлива.
– Вы ушли к нему от мужа?
– Да не то чтобы ушла, нет. Я продолжала жить с ним под одной крышей, и он все знал, понимал, даже жалел меня. Думаю, что тогда разум мой помутился, если он вообще когда-нибудь был. Я не знаю, что со мной случилось…
– Так муж знал? – До меня тогда только начало доходить. – Знал, что у вас любовник?
– Ну да. Я же не приходила иногда ночевать, а если и приходила, то была в таком состоянии… Сразу же ложилась, пряталась от мужа, не хотела, чтобы он задавал мне вопросы. Он хороший, он все понимал, я видела, как он мучается, но я мучилась больше. Я закрывала глаза и видела перед собой лицо Германа.
Я пока еще ничего не понимал, а задавать новые вопросы, да еще и в лоб, не хотел, боялся ранить ее. Мне приходилось ждать, когда она расскажет все сама.
– Оля, чего вы боитесь сейчас?
– Всего. Ведь сейчас в доме Макса полиция, там много моих вещей. Макс покупал мне все, что мне было нужно. Там женская одежда, косметика, кремы… Они будут искать женщину, то есть меня, обязательно обойдут все дома, придут и сюда, в ваш бар. Пожалуйста, не выдавайте меня. Мне придется рассказать, кто я, я назову свое имя и фамилию, и тогда они узнают, что я в розыске. Нет, вы не подумайте, я не преступница какая, но муж-то меня наверняка искал. Уж не знаю, что они придумают, следователи эти, но вариантов, как повесить на меня убийство Макса, много. И никто мне не поможет, совсем. Разве что Осип… Так зовут моего мужа. Но я так подло поступила с ним, что вряд ли могу надеяться на то, что он станет мне помогать.
Что ж, подумал я, хорошо хотя бы то, что спустя два года после того, как она бросила своего мужа, она сумела реально оценить ситуацию и назвала вещи своими именами, в частности, поняла, что совершила именно подлость по отношению к мужу. Хотел бы я посмотреть на мужчину, который, узнав об измене жены, не то что не залепил ей пощечину, а принял ее такую вот, изменщицу, и даже, если верить ее словам, пожалел ее! На такой поступок и такое вот нестандартное отношение способен лишь человек в высшей степени интеллигентный, благородный, почти святой.
Уже в ту минуту я прикинул, что мог бы сделать для нее лично я – найти, к примеру, ее мужа, объяснить ситуацию и выяснить, готов ли он помочь своей заблудившейся в ошибках и страстях жене.
Во многом она была, конечно, права. Полиция, следователи непременно уцепятся за возможность заподозрить ее в убийстве доктора Селиванова. Возникнет огромное количество вопросов: как она познакомилась с ним, какого рода отношения их связывали, почему она жила у него, прячась, и, главное, от кого?
– Так что случилось-то? Как вы оказались у Селиванова?
– Герман бросил меня, уехал куда-то… Не предупредил меня. Хотя мы и не ссорились. Я пришла к нему однажды вечером, позвонила в дверь, а он не открыл. Я долго звонила и в дверь, и ему на телефон, но телефон был отключен. Соседка вышла и сказала, что он уехал, что она видела, как за ним приехало такси, и что он был с рюкзаком. Я слушала ее и не могла поверить. Я долго не верила и все продолжала приходить к нему, стояла в подворотне и смотрела на его темные окна. Я не замечала ни холода, ни дождя… И так продолжалось долго. Глубокой ночью я возвращалась домой, грелась в ванне, ложилась спать и молчала, когда Осип задавал мне вопросы. Он был очень добр ко мне, он понимал уже, что я несчастлива, что меня бросили или, во всяком случае, в моей жизни произошло нечто такое, что заставляет меня так страдать. Думаю, что он бы помог мне, возможно даже, попытался найти Германа, он смог бы, у него связи. Но он не успел. Меня подобрал Макс. Он приехал туда, в тот дом, у него там были какие-то дела, а я в полуобморочном состоянии стояла возле его подъезда, привалившись к стене. Я очень хорошо помню это состояние, когда понимаешь, что сил не осталось даже на то чтобы дышать, не то, чтобы двигаться или тем более куда-то идти, возвращаться, вызывать такси. Да и само по себе возвращение домой было как бы уже бессмысленно, как дальше-то жить, когда там, дома, уже все разрушено, когда человеку, который был так терпелив и добр к тебе, мною была причинена такая боль?! Думаю, что я тогда находилась в пограничном состоянии, близком к тому, чтобы умереть. Я же не знала тогда, что у меня просто было воспаление легких, и я реально погибала… Физически погибала.
– И Макс увидел тебя?
– Да, он подобрал меня, как подбирают бомжих… Это потом я узнала, что он и раньше меня там видел, у него, повторяю, были какие-то дела в нашем доме, кажется, пациентка. И он привез меня в больницу, где меня выхаживали его знакомые доктора. До этого я никогда так серьезно не болела и даже представления не имела, насколько эта пневмония опасна, и что болезнь делает человека таким слабым, некрасивым, беспомощным, потным… Брр…