Слишком комфортно, что нечем дышать.
Честно говоря, я до последнего верила в благоразумие мужа. Но слежка оказалась перебором. Я стояла на террасе и пыталась рассказать отцу о своей задумке. Моя рука как обычно бывает в ситуациях, когда я жутко нервничаю, жила своей жизнью в жестикуляции, сегодня было ее соло, а она как раз выдавала крещендо. И я замечаю, что папа меня совершенно не слушает, он наблюдает за своей молодой женой, которая имеет наглость флиртовать на банкете, где собрался почти весь город.
Грэм! - срываюсь я.
Отец смотрит на меня в недоумении.
Что такое?
Я… - мои руки трясутся и язык немеет. Я совершенно не знаю, что сказать и как, поэтому просто обнимаю своего любимого отца, который всю жизнь стремился делать меня счастливой.
Демонстративно взяв бокал с шампанским, я обследую толпу и нахожу свою подругу. Моя лучшая подруга, мы дружим со школы, моя наивная любимая девочка, она всегда была мне как сестра. Иду к ней, беру ее за руку и тяну в сторону кабинета. Банкет в честь дня Города проходит в здании мэрии, и я знаю его, как свои пять пальцев - ведь проектировала его я. Поэтому я даже знаю, где мэр хранит лучшие кубинские сигары и отменный виски двенадцатилетней выдержки.
Вечеринка отстой! - заявляет моя подруга заплетающимся языком.
Я усмехаюсь.
Скоро сможешь отправиться домой, - говорю я и запираю дверь на ключ.
Что это ты делаешь? - она пытается придать лицу серьезный вид.
Я подхожу к Марте и прикладываю палец к ее губам. Она моментально трезвеет.
Слушай внимательно, Мири, - шепчу ее прозвище, а оно значит, что все очень серьезно. - Ты ничего не знала, удерживай дверь запертой столько, сколько сможешь. И прикидывайся пьяной до конца.
Марта кивает, а я открываю окно и забираюсь на подоконник. Мы на втором этаже, прыгать опасно, учитывая, что я в платье и на каблуках, но прямо подо мной архив, и на окно как раз недавно поставили решетку. Мои ноги упираются в железный каркас, и я машу Марте на прощание. Она не спрашивает, в чем дело и зачем я это делаю. Она знает, что придет время и я сама все расскажу.
Я скольжу туфлями по решетке, а руками стараюсь удержать свой вес, это тяжело. Зря я бросила тренировки. Я прыгаю на газон, и каблуки проваливаются в землю, снимаю туфли и крадусь, как трусливый заяц к запасному выходу с территории мэрии. В такой поздний час ворота закрыты, но я предусмотрительно сделала дубликат ключей, как главному архитектору мне не могли отказать. Распахнув решетку, я срываюсь на бег. Некогда медлить, через несколько минут все поймут, что в кабинете меня нет. Поэтому я бегу, босая, и благодарю свой мозг за то, что догадалась предложить положить плитку перед фасадом.
Бегу, бегу до тех пор, пока передо мной не останавливается машина, визжа покрышками.
Запрыгивай, - кричит мне водитель, и мой страх о том, что меня поймают немного отпускает.
Я тяжело дышу, пытаюсь взять себя в руки. Мне на колени кладут рюкзак.
Одежда, как ты и просила.
Я смотрю на свою первую любовь и не могу понять, почему он мне помогает, или почему мы так глупо разошлись.
Спасибо, - говорю я.
Перебираюсь на заднее сидение и начинаю раздеваться.
Тебе не кажется глупым сбегать? - раздается голос.
Не кажется, - я завязываю шнурки на ботинках и натягиваю толстовку.
Путь предстоит долгим, до границы со страной. И все это время я буду сидеть на иголках и оглядываться по сторонам в панике, что не выберусь из этой клетки никогда.
Я хочу развод, - говорю я пятничным вечером, нависая над рабочим столом мужа.
Он читает бумаги и даже не слышит меня. Но через пару секунд Ричард в недоумении поднимает голову.
Не смешно, - бросает он и возвращается к работе.
Я хлопаю ладонью по столу, не в силах сдержать эмоции.
Не смешно следить за каждым моим шагом, не смешно проверять все мои контакты, не смешно запрещать мне работать! - под конец мой голос срывается на крик.
Ричард снимает очки и устало трет виски. Я как будто говорю со стеной. Опять. Всегда.
Ками, - мой муж вздыхает так, будто я надоевший глупый ребенок. - Я устал повторять, что это для твоей же безопасности.
А ребенок? - чувствую, как слезы пробираются к выходу.
Он встает изо стола и подходит ко мне.
Милая, разве нам мало друг друга? - он проводит пальцами по моей щеке.
И я начинаю давать слабину, он всегда так поступает, всегда знает мои слабые места. Почему я так его люблю? Почему не в состоянии сопротивляться его чарам, влиянию. Я - масло в его умелых руках, и я таю.
Я хочу полноценную семью, - шепотом произношу я.
Ричард улыбается моей любимой улыбкой. Это убивает мою твердость и решимость.
Мы и есть семья, - мягко отвечает он.
Его губы накрывают мои, свет гаснет и я снова в плену. В плену собственных чувств к этому мужчине.
***
Я просыпаюсь уже на границе. Осознаю, что успела поплакать во сне. Стираю ладонью мокрые следы, и берусь за бутылку с водой, которую мне подает Андре. Первая любовь, все случилось в школе, в выпускном классе. Удивительно, что мы не возненавидели друг друга после расставания.
Андре помог мне найти дешевый домик почти на окраине города, куда я перебралась. Объявление в книжном магазине о приеме продавца пришлось очень кстати. Услышав, что у меня есть образование и я даже владею грамотой, меня приняли без раздумий. Это, конечно, не работа мечты в конструкторском бюро, но я не жаловалась.
Здесь льют дожди. Я это поняла после трех дней сна под грозы и молнии. Какая-то запоздалая осень весной. Вспоминаю, что сейчас мы с мужем должны были лететь к морю, долгожданный отпуск за пять лет. Но я тут, в маленьком городе с вечно серым небом, и у меня впервые самостоятельная жизнь. До этого моей жизнью распоряжался муж, а еще раньше отец. Но если от отца шла родительская забота, то Ричард всегда перегибал палку. И почему мое сердце выбрало именно его? Ума не приложу.
Я просыпаюсь под стук дождя о крышу. Прошел уже месяц с моего побега, и мне нестерпимо хочется услышать родные голоса. Поэтому в свой выходной я бреду по еще сонным улочкам, в такую рань только местная пекарня работает. И вот в моих руках батон только из печи и великолепные булочки с корицей. Я уже собираюсь свернуть на свою улочку, как замечаю старый телефон - автомат. Не знаю, правильно ли это, но ноги меня несут к нему. Я нажимаю на потертые кнопки, а пальцы немного дрожат. Гудок, еще один и еще. Раздается сонный голос.
Папа, - шепчу я, не зная себя от окутавшей меня в этот момент радости.
И тут папа начинает кричать, нет даже ругаться. Вполне ожидаемая реакция на побег своей единственной дочурки.
Скажи мне, где ты, - требует Грэм.
Нет, ни за что, - твердо отвечаю я. - Возвращение в клетку не для меня.
Он вздыхает.
Но ведь это был твой выбор, - мягко подмечает папа.