– Ты был беден?
– Не богат. Жил на жалованье военного врача. Но у меня имелась собственная квартира и автомобиль.
– Автомобиль?
– У нас они не роскошь, как здесь. Даже рабочий, может позволить себе взять кредит в банке и купить машину. Автомобилей столь много, что они загромождают улицы и дворы. В больших городах утром и вечером случаются пробки, тогда автомобили едва движутся.
– У тебя была красивая жена?
– Наверное. Не хочу говорить о ней. Мы плохо расстались. Был суд, который оставил мне дочь. Я растил ее один.
– Ты ее очень любил?
– Для меня не было человека роднее.
– Я похожа на нее?
– Нет. Совершенно разные.
Ольга довольно улыбается. Интересно, почему?
– Мы еще поговорим о твоем мире. А сейчас мне нужно подумать.
Она кладет бумаги на тумбочку, встает и начинает мерить палату быстрыми шагами. Наблюдаю за ней, мысленно трепеща. Суд удалился в совещательную комнату для постановки приговора. Каким он будет? Тюрьма, сумасшедший дом или ссылка в Сибирь? Я согласен на фронт… Внезапно Ольга останавливается и бежит ко мне. В следующий миг меня целуют и прижимаются щекой. Потрясенно глажу ее по плечикам. Приговоренного к смерти помиловали на эшафоте.
– Валериан! Любимый…
– Я не Валериан.
– Я привыкла к этому имени и не хочу звать тебя по другому. Тот человек умер, а этот воскрес. Я полюбила его.
– Довнар-Подляский был плохим человеком. Мот, кутила, карточный шулер.
– Откуда тебе это известно?
Серые глаза смотрят изумленно.
– Узнал от немецкого резидента. Во время учебы Довнар-Подляского завербовала германская разведка.
– Та-ак! – Ольга оставляет меня и усаживается на стул. – Час от часу не легче. Продолжай! Как ты поступил?
– Застрелил резидента, обставив это как самоубийство. В газетах было сообщение о разоблачении шпионской сети немцев в Минске, хвалили жандармов. Только это ложь – никого они не разоблачили. В папке резидента имелись расписки от завербованных агентов. Я оставил их на столе, забрав свою. Полиция нашла и сообщила жандармам. Тем оставалось только арестовать шпионов.