— Дэвушка, извините, — вырвалось у Анны. — Ой...
Фея свежести обернулась. Анна заживо горела от неловкости, но приличные слова куда-то улетучились, и она стояла перед ней, как немая идиотка, растворяясь в волнах ласковой прохлады. Днём Анна видела Фею через объектив камеры, но вблизи, «вживую» — это было совсем иначе. Девушка казалась на пару-тройку лет моложе, и сияющее тепло её свежей, гладкой кожи чувствовалось необычайно остро, поразительно. Дамой её назвать язык уже не поворачивался. Он вообще забыл, как извлекать вразумительные звуки.
— А... А... А у меня в номере арбуз есть, — ляпнула Анна. — Холодненький.
Внутренний эксперт по подкатам к девушкам показывал ей «большой палец вниз» — полный отстой и лажа. «Браво! В конкурсе на самый идиотский подкат ты заняла бы заслуженное первое место», — саркастично заметил он.
— Это, конечно, очень заманчиво, — улыбнулась Фея. — Но хотелось бы знать, кому он принадлежит.
Пусть читатель выберет художественные сравнения для описания её голоса на своё усмотрение: воображение Анны отказало ей чуть более, чем полностью. Более того, она даже не сразу сообразила, чего от неё хочет собеседница.
— Как мне к вам обращаться? — пояснила Фея, сколь очаровательная, столь же и снисходительная.
Её милосердная подсказка помогла Анне выудить собственное имя из ошалевших извилин.
— А я — Таисия, — ответила Фея. — Для друзей — Тая.
— А могу я хотя бы надеяться, что... — начала Анна.
Она хотела спросить, был ли у неё шанс войти в число счастливчиков, которым дозволено называть её Таей, но вместо слов руки рисовали в воздухе очертания, похожие на гитару или виолончель. Это был язык древних наскальных рисунков, самый простой и доходчивый. Таисия вскинула бровь и приподняла уголок губ — с точно такой же ямочкой на щеке, которую Анна заметила днём в зеркальце.
Через минуту Таисия потягивала пиво за столиком, держа сложенный зонтик на коленях: в нём уже не было надобности в это время суток. Осмелев, Анна склонилась и приблизила лицо к серебристо-пепельным прядям волос, чтобы удостовериться, не померещилось ли ей... Нет, облачко щемяще-сладкой свежести не было миражом или галлюцинацией. Это был не просто запах. Жарко стукнувшее сердце подсказывало, что это настоящее волшебство.
— А я тоже сегодня арбуз купила, — со смехом сообщила Таисия. — Чей сначала есть будем?
Её окутывала аура прохлады, а дымчато-голубые глаза были тёплыми, как будто в Анну влили шампанское, а потом погрузили в лазурную воду. На лебединой мягкости этих волн хотелось плыть куда глаза глядят, вечно слушая ритмичное «цок-цок» её каблучков. Стоило десять лет подряд ездить в эти Хренозаводски и Ужратовы, чтобы однажды встретить вот такое чудо... Ни на что не похожее, единственное в своём роде. Это чудо превращало улочки с ямами и выбоинами в асфальте в прекраснейшее место на земле. В пакете у Таисии были бабушкины огурцы, и они казались слаще самых роскошных заморских персиков. Она грызла их белыми зубками и смеялась.
Гроза заставила их вскочить в дребезжащий, раздолбанный ПАЗик, следовавший по маршруту №329. Влажные пряди волос Таисии вились пружинками, а фарфорово-белое декольте вздымалось бурными вдохами после бега за автобусом. Намокшая ткань сарафана облепила её грудь, глаза сияли мягким светом летнего неба. За окном пузырились лужи, исступлённо бушевали кроны деревьев, машины и люди — с зонтами и без — спешили сквозь пелену дождя. Не так уж много пива выпила Анна, но чувствовала себя беспробудно, бесповоротно захмелевшей.
* * *
Смахивая с ресниц назойливые снежинки, Анна с волнением всматривалась в мельтешившие окна поезда. Где же он, тот самый вагон? Она бежала, поскальзываясь на наледи и бережно прижимая к себе припорошённый снегом букет винно-красных роз.
Из вагона вышла Тая — в светло-бежевом пуховике с поясом и пушистой шапке-ушанке. Щуря ресницы навстречу затянутому снежными тучами небу, она ступила на перрон, и Анна ощутила на своём лице дыхание весны, пахнущее ландышами, тёплым дождём, пронзительной свежестью воздуха после грозы, нагретой солнцем травой. Мороз отступал, испугавшись светлой, серебристо-пепельной прядки волос, выбившейся из-под шапки, приоткрытых в полуулыбке губ и пристально-ласковых глаз.
Тая приняла букет, погрузила в него носик и шаловливо-нежно стрельнула глазами поверх цветов. Анна подхватила её чемодан одной рукой, а другой прижала её к себе.
— В жару мне с тобой прохладно, а в стужу — тепло, — дохнула она в губы Таи. — Это, наверно, чудо. Даже не знаю, как оно называется.
Глаза Таи улыбнулись весенними искорками.
— А я, кажется, знаю, — шевельнулись её губы в миллиметре от рта Анны, а рука, поднявшись, обняла за шею.