- Ваньша, Вань, глянь-ка... – белобрысый мальчишка в домотканой рубашонке, подпрыгивая от нетерпения, дергал за рукав своего более старшего товарища, замершего с острогой в руке на берегу протоки.
- Отвянь, малявка... – Ваня не обращал никакого внимания на мальчонку, полностью поглощенный своим делом.
- Да глянь же... – все не унимался меньший, тыкая ручонкой в сторону моря.
- Ну чего тебе, егоза... – в сердцах выпалил парнишка, повернулся, и замер, прикрывая от солнца глаза ладонью. А уже через мгновение ухватил своего младшего товарища за шиворот и бесцеремонно затащил его в кусты, где торопливо зашептал: – А ну, Егорка, лети ветром в обитель, да скажи там, что мурмане пожаловали. Шибче давай. Шибче...
- Ага, скажу, мурмане, значица! – торопливо закивал Егорка и преисполненный важностью поручения мигом скрылся в зарослях жимолости.
Ванятка проводил его взглядом, потом осторожно раздвинул ветки и затаив дыхание уставился на четыре больших корабля, причаливших к берегу.
Каждый мальчишка в прибрежных поселках знал, что на таких ходит народ с Мурманского берега, с которым, у местных, не всегда складывались отношения.
Тем временем, с одного из кораблей на берег сошло несколько человек. Один из них, худой жилистый мужик в странном, напоминающем оладью, головном уборе на патлатой башке и длинным узким мечом на перевязи, неторопливо огляделся, после чего упал на колени и размашисто, истово перекрестился.
- Латинянин! – ахнул Ванятка, развидев, что незнакомец крестится не по православному. Мальчишка никогда в жизни не видел католиков, но в его воображении они выглядели наподобие чертей из ада, так как батюшка Пров любил стращать ребятню, рассказывая всякие ужасы о нечестивцах, крещеных по латинскому обряду.
Вслед за патлатым все его сопровождение опустились на колени. Вперед вышел крепенький толстячок в серой рясе с капюшоном и стал энергично размахивать руками, что-то завывая при этом.
Ванятка сообразил, что тот правит службу и в ужасе несколько раз перекрестился:
- Свят, свят, свят, изыди нечистый...
Со временем, немного успокоившись, мальчишка продолжил наблюдение и стал подмечать некоторые несообразности в гостях.
Часть команды стругов выглядела как мурмане – кряжистые, заросшие по самые глаза бородищами, суровые мужики, в нормальной одежде, то есть штанах, рубахах и сапожищах, а вот остальные, довольно сильно отличались от них, в первую очередь одеждой и бритыми мордами. И еще, неслыханное дело, Ванятка приметил среди гостей девку. Статная, с толстенной русой косой до пояса, полная достоинства и властности – она выглядела настоящей боярыней. Что подтверждалось почтительным отношением к ней остальной ватаги.
- Вот же нехристи!.. – пробурчал мальчишка и совсем уже было решил подобраться поближе, но не успел и взлетел в воздух, подхваченный за шиворот сильной рукой...
Признаюсь, я никогда не горел особым желанием оказаться в родных пенатах. Нет, в душе свербило, но не настолько, чтобы я бросил все и сорвался на Русь. Не ближний путь, в самом деле. И главное – зачем? Нас и в Европах неплохо кормят. Но, с недавних пор, все поменялось. Чертов Феб... Упомянул, царственная зараза, об экспедиции – и все. Как занозу в душу загнал. И вот... Не выдержала душа поэта. Кавалер всяческих орденов, граф Жан VI Арманьяк, пэр Англии граф Албемарл, граф де Граве, сеньор де Молен, барон ван Гуттен, наконец-то пожаловали домой.
Но вот незадача, ничего особенного я при этом не почувствовал. Думал, в душе полыхнет, на глаза слезы навернутся, ан нет. Аж обидно. Но посмотрим. Может потом проймет.
- Сир!..
- Слушаю... – я поднял голову и увидел двух своих дружинников, отправленных получасом ранее в секрет. Один из них держал за шиворот мальчонку лет двенадцати-тринадцати возрастом. Белобрысого, босого, в драной замызганной рубашонке и таких же портках. Пацан шипел словно дикая кошка и все пытался пнуть ногой своих обидчиков.
- Вот... – Людвиг Тихая Нога, лучший разведчик в дружине, встряхнул мальчишку. – Нашли в кустах. Таился, следил за нами.
- Отпусти, – приказал я. – И марш на пост. Живо.
- Как прикажете, сир...