То, что общественный транспорт здесь стал работать из рук вон плохо Рогожин почувствовал когда, обменяв в аэропорту рубли на тенге, более часа прождал автобус, и насилу добрался до города. В городе, казалось, всё осталось как в прошлом, что и составляло разительное отличие от Москвы. В глаза бросалось почти полное отсутствие иномарок, здесь, как и в советские времена было абсолютное засилье «Жигулей», «Москвичей», «Запорожцев», «ЗИЛов», «ГАЗов». Только всё это виделось сейчас в основном старым, грязным, дребезжащим, ревущим изношенными двигателями, хлопающим не отрегулированными карбюраторами. Вместе с неубранным, застарелым снегом и не сколотым льдом на тротуарах, растрескавшимся, разбитым асфальтом на проезжей части… — всё это делало некогда по советским понятиям богатый и зажиточный город, похожим на человека, которого болезни и старость застали врасплох. Неприятные впечатления, возникшие после непродолжительной прогулки по городу своей молодости, несколько сгладились, когда Рогожин без проблем устроился в гостиницу. В отличие от прошлых времён здесь было полно свободных мест и цена в сравнении с российской и прочей СНГшной, более чем божеская.
Рогожин приехал в командировку на одно из местных предприятий от московской фирмы, в которой сейчас работал. До распада Союза, это был процветающий оборонный завод. Сейчас он существовал в основном за счёт сдачи помещений в аренду. Это, конечно, не удивило Рогожина, к такому он привык, ибо видел повсеместно, как Москве, так и на всём постсоветском пространстве.
На заводе его ждали. В здании управления малолюдно и холодно. Рогожину приходилось бывать здесь в пору своей службы — он привозил сюда электронные приборы на ремонт. Тогда все три этажа здания буквально кишели народом, все куда-то спешили, носились с бумагами, кого-то искали, о чём-то хлопотали… Сейчас он шёл вслед за сопровождавшим его охранником и лишь эхо от их шагов гулко отдавалось в конце длинного коридора.
— Здравствуйте, я Рогожин Владимир Николаевич, представитель фирмы «Блок плюс» из Москвы, — назвался Рогожин, оказавшись в кабинете, где за письменным столом восседал полный, наполовину лысый человек лет пятидесяти в толстом домашней вязки свитере — в кабинете было довольно прохладно, и даже раскалённый докрасна обогреватель не поднимал температуру выше десяти — двенадцати градусов.
— Да-да… мы вас ждём, прошу, садитесь. Только вот раздеваться не предлагаю, сами видите, у нас тут с отоплением проблема… Я начальник отдела снабжения завода Сивохин Пётр Петрович. Вы в наших краях не впервые? — глаза хозяина кабинета как-то воровато бегали.
— Да, я здесь много лет служил в Армии и на вашем заводе тоже бывал.
— Ну и хорошо, значит гид вам не нужен. Уже где-то остановились?
— Да, с этим всё нормально, — Рогожин решил не уточнять, что он остановился в гостинице. Сивохин ему пока не внушал доверия.
— Небось, помните, какое тут у нас предприятие было… блеск… А сейчас вот разруха и запустение, — Сивохин тоскливо посмотрел в частично затянутое утренней изморозью окно, — несмотря на календарную весну по ночам морозы «давили» за десять градусов.
Рогожину показалось, что начальник снабжения тянет время, говоря обо всём, только не о конкретном деле, о котором руководителями завода и фирмы была достигнута предварительная договорённость, правда, чисто условная, на уровне телефонных переговоров.
— А вы значит сейчас в Москве?
— Да, работаю там, — ответил Рогожин тоном давая понять, что не желает развивать данную тему, так как в глазах хозяина кабинета читалась откровенная зависть. — Насколько я понял конкретно нашим вопросом будете заниматься вы лично, и потому хотелось бы сразу, так сказать, внести полную ясность.
— Вы, видимо, хотите выяснить, насколько я уполномочен вести с вами переговоры? — Сивохин натужно усмехнулся.
— Вот именно… Вы меня извините, но мой директор по телефону договаривался с вашим директором и я думал, что буду иметь дело с ним, либо… Если конечно вы им уполномочены…
— После того разговора наш директор вызвал меня, и я ему сообщил, что конденсаторов, которыми вы интересовались, у нас нет, — понизив почти до шёпота голос, сообщил Сивохин.
— Не может быть… Тогда зачем же вызвали представителя фирмы!? — Рогожин изумлённо взирал на начальника снабжения, не понимая, что всё это значит.
— Это я вас вызвал, без ведома директора… просто подсмотрел ваш факс и… А на проходной предупредил своих людей, чтобы, как только появится человек из Москвы сразу ко мне вели, а не к директору. Извините, я вам сейчас всё объясню… Дело в том, что сейчас во главе завода казахи, и директор, и его зам. У нас с самого развала Союза идёт национализация руководящих кадров. Вам это конечно без разницы, но понимаете, с ними вы всё равно каши не сварите, они же совершенно не компетентны, но ужасно подозрительны и тщеславны… Помурыжат и отфутболят, потешив свою калбитскую гордость тем, что русские из Москвы к ним приползли, а они им отказали.
— Я всё-таки вас не понимаю Пётр Петрович. К чему все эти разговоры в пользу бедных, если вы утверждаете, что у вас нет того, что нужно нам!? — всё более злился Рогожин.
— Официально нет, по документам они не проходят, но если поскрести, то можно и найти, — вновь заговорщицки понизил голос Сивохин.
— И сколько вы там наскребёте, грамм сто-двести? — пренебрежительно спросил Рогожин. У него возникло невесёлое предположение, что вся его затея, в которую он втравил своего директора, провалится, и командировку придётся оплачивать из своего кармана.
— Ну, это зависит от того, как мы с вами договоримся. Если ваши условия окажутся приемлемыми, то найти можно килограммов сто пятьдесят, — Сивохин с издевательской улыбочкой наблюдал как вытянулось лицо собеседника.
— Сколько!?… — не поверил Рогожин. — И это всё у вас нигде не числится!? Ну и ну… И как же это вам удалось… с бумагами то!? — он уже смотрел на Сивохина чуть не с восхищением.