Когда дома мама вновь начала меня стыдить … Я не выдержал и сообщил какими «деньгами» расплатилась Алиева с ребятами за работу.
— Ты же врешь, Володя! — не поверила мне мама.
— Можешь сама у Артема или Лешке спросить. Тебе они врать не станут.
Мама ничего более по этому поводу тогда не сказала, но поставила в известность отца, который по обыкновению поздним вечером вернулся с работы:
— Хоть я и не могу терпеть твоего отца, но иногда он кое что верно подмечает. В отношении этих кавказцев он во многом прав. Действительно, приехали в чужую страну, здесь их приняли, дали возможность бизнесом заниматься, а они как та свинья — ноги на стол. Чуть-чуть на ноги встанут, вон что творить начинают. Признаться от нее не ожидала такой подлости. Когда в школу приходит такая вежливая, чуть не лебезит. А, похоже, они действительно как отец твой говорит, ни нас, ни детей наших за людей не считают. И сегодня мне тоже мозги задурила, так все представила, что я на Володьку ни за что вызверилась. Вообще-то это верх аморальности, пообещать детям заплатить за работу и потом вместо денег всучить просроченные конфеты. Хорошо хоть наш не стал на них работать.
— Я тебе вообще хотел сказать, зря ты Володьку с Наташей с дачи сдернула. Пусть еще хотя бы пару-тройку недель там побыли, и они бы отдохнули побольше, и ты бы тут не нервничала, — высказал и свое мнение отец.
На следующий день мама, чувствуя за собой вину, всячески давала понять, что больше на меня не сердится и я, вспомнив подслушанный родительский разговор, предпринял «наступление».
— Мам, не хочу я здесь болтаться, отпусти меня до школы назад к бабушке с дедушкой. А то, если ребята предложат с ними за компанию морду этому Тофику набить, я не откажусь, — на всякий случай пугнул я маму.
— Но как же ты поедешь? … Дед ведь только два дня назад вас привез, да и одного я тебя не пущу, — не очень уверенно возразила мама.
— Он же в эту субботу приедет, яблоки привезет … Вот я с ним и уеду, — сразу нашелся я.
— Прямо не знаю, — явно колебалась мама, понимая, что в ближайшую неделю ей придется ходить на работу и дома останется без присмотра сестра.
Но Наташка сама же и помогла решить эту проблему. Она тоже имела нашу общесемейную слабость, подслушивать разговоры старших и тут же явилась на кухню, где мы с мамой разговаривали:
— Эта как … Володька на дачу поедет, а я здесь одна!? … Нет, не останусь … я тоже к дедушке с бабушкой хочу?
Приехавший в субботу дед был и удивлен и обрадован, что мы с Наташкой едем к ним до конца лета. Он не стал допытываться у мамы, что и как, он просто забрал нас. Потом мы заскочили на его московскую квартиру, где все втроем в охотку поливали бабушкины цветы, после чего поехали на вокзал. Уже в электричке дед стал выяснять у меня, что это случилось с мамой. Я взял да и выложил про инцидент в магазине, который так кардинально подействовал на маму.
— Ну, наконец-то. Надеюсь, после этого твоя мать уже не будет так непоколебимо уверена, что нам у них необходимо чему-то учиться. Разве что презрению, с которым большинство из них к нам относится. Нам бы тоже не мешало к ним так же относиться, — удовлетворенно отреагировал дед.
— Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел. И чего это они нас так не любят, ведь не мы к ним, а они к нам приехали? — выразил некоторое недоумение и я.
— Слишком долго в одной коммуналке жили под названием СССР, много взаимных обид накопилось. Нам бы сотню лет врозь пожить и как можно меньше контачить, может все бы и забылось. А они вон валом к нам валят, потому обиды не забываются, а только преумножаются. Ты знаешь Володь, я тебе так скажу, на том же Западе большинство простых людей к нам никак относятся, потому что мы никогда с ними в одной стране не жили.
— Как это никак, — не понял я деда.
— А вот так, ни хорошо, ни плохо. Они к нам совершенно равнодушны. Я говорю не о правительстве, а о народе. Это только наши СМИ почему-то считают, что мы для Запада страшно интересны. Все не так, у них своя жизнь, у нас своя. Это Запад для нас всегда интересен, а мы для них нет. А вот наши бывшие соседи по советской или соцлагерной коммуналке, они в лучшем случае нас недолюбливают, а то и откровенно ненавидят. Причем ненавидят не столько на уровне правительств, а на простонародном уровне, этакой бытовой ненавистью. Они в массе своей искренне нас считают виновниками всех своих бед. Ну, а кавказская ненависть она особая. То, что случилось с твоими приятелями, в том нет ничего необъяснимого. Поступки хозяйки магазина и ее сына вытекают из их ментальности. Я вот думаю, что если бы ты не бросил этот ящик, а вместе с приятелями разгрузил ту машину, она бы эта хозяйка, не рискнула так вас нагло обмануть. Ведь ты сын учительницы, да еще классной ее сына. С тобой она бы так испугалась поступить. А тут двое совершенно неопасных для нее и ее сына русских мальчишки. Почему бы их не обмануть. Они ведь никак не смогут навредить ни ей, ни ее сыну, не то, что твоя мать.
— Но это же бесчестно, дед. Мама, когда я ей рассказал, знаешь как возмущалась, говорила, что так этого не оставит, — вставил я свою реплику.
— Это с нашей точки зрения бесчестно. А у них совсем иная система ценностей. Она не общегосударственная, даже не общенациональная, а семейная. Они честны и благородны только в рамках своей семьи, потом уже в рамках своей нации. А вне этих пределов соблюдать моральные нормы вовсе не обязательно. Обмануть человека другой нации это для них не грех, совсем даже наоборот. В то же время для них кажется диким, что для нас вроде бы естественно. Ну, например большая, иногда доминирующая роль женщин в русских семьях. Или те негативные явления, что у них просто не могут быть, а у нас случаются, типа брошенных детей, или брошенных престарелых родителей …
Дед, наверное, с полдороги объяснял мне разницу в менталитете разных народов. Я слушал, спрашивал и многое для меня казалось диким и непонятным, ведь я в сознательном возрасте не жил в СССР и не имел ни малейшего понятия о той «коммуналке», на основе которой строились все дедовские объяснения. Нашу беседу прервала Наташка — ей приспичило в туалет. Дед повел ее в головной вагон электрички, где оный и функционировал. Когда же они вернулись, до нашей станции оставалась всего одна остановка …