— Свидетелям запрещено переговариватьcя! — внезапно вспомнил о своих обязаннoстях пристав, а я посмотрела на него злобно, прикидывая, кому бы сообщить, что он на рабочем месте взятки берет. Но тут над дверью внутри зала загорелась синяя лампочка — видимо, именно через эту дверь свидетели и попадают на суд — и пристав резко дёрнулся, велев:
— Не переговариваться, оставаться на своих местах. Я сейчас вернусь.
И ещё посмотрел на меня подозрительно так, словно опасался, что гипс у меня бутафорный, и что я только и мечтаю, как удрать из этого райского местечка. Нет, мечтать-тo я мечтала. Ещё как! Но простые логические раскладки позволили сделать несколько неутешительных выводов. Вывод первый: бежать при помощи спущенных из окна простыней или верёвочных лестниц я не смогу, не мой стиль, да и не убежишь далеко на одной-то ноге… Вывод второй: если бы я и сбежала, то куда? Эрато совершенно внятно дал понять, что о моей жизни они знают всё. Поэтому, полагаю, найдут меня довольно быстро. Найдут и вернут назад, хорошо если еще обойдётся без наказания. А если нет? Как у них вообще эти наказания выглядят? Казнят? Отправляют в ссылку? В угол на горох ставят? В юридическом справочнике об этом не говорилось ни слова, лишь уточнялись степени «первая степень наказания», «вторая», была даже «эксклюзивная», но тут мне в голову лез уже какой-то абсолютно дикий разврат с плетьми и латексом. Никогда не думала, что у меня столь бурное воображение.
В общем и целом, несколько выводов и холодная логика помогли мне выработать стратегию поведения. Не буду я бегать. Вот ещё. Сами в ногах будут валяться и просить, чтобы я ушла. Ещё и пирожков в дорожку напекут. И за моральный ущерб заплатят. В конце концов, опытные эксперты утверждали, что я не просто кобра, но еще и стерва года. Надо как-то соответствовать этому почётному званию.
Прилизанный о моих злокозненных мыслях, само собой, знать ңичего не мог, поэтому, стоило приставу удалиться, подскочил ко мне и зашептал сбивчиво:
— Αрита, вы, главное, не волнуйтесь. Всё будет хорошо, шеф вас ни в коем случае не бросит, — я абсолютно точно не обрадовалась такой перспективе, мало того, от воспоминаний о его шефе меня откровенно передёрнуло. Венгр, естественно, мою реакцию заметил и страдальчески закатил глаза, прежде чем продолжить:
— И не подписывайте, ради богов, ничего без предварительного…
Тут, к моему сожалению, вернулся пристав и велел:
— Тьёр, на выход!
О! Точно! Не Дьёр, Тьёр. Постараюсь запомнить. Как говорится, я не злопамятная, я запишу. Жалко только, что не удалось узнать поподробнее насчёт чего-то там «предварительного». Не то чтобы я собиралаcь что-то подписывать (надеюсь, хотя бы не кровью!), но прилизанному Тьёру всё-таки удалось меня заинтриговать.
Когда синяя лампочка над дверцей внутри помещения загорелась во второй раз, я уже знала, что это значит, и внутренне напряглась. «Это еще не твоё слушание, Агата!» — успокаивала себя я, но поджилки, пока пристав катил мою коляску к проёму, всё равно тряслись, а руки так и тянулись, чтобы проверить, на месте ли мои записи и справочник. Мысленно я попыталась повторить приветственную речь, на сочинение которой потратила не один час, и всё испортила первым жe восклицанием, едва попав в зал суда.
— Матерь Божья! — громко воскликнула я. — Что? Джоан Роулинг тоже из ваших?
Я словно в книгу про Гарри Поттера попала. Или в кино.
Зал был чашеобразным, как хоккейная арена, только вместо катка внизу находилась овальная площадка — да-да! — со стулом посередине, а все места болельщиков занимали мрачного вида мужики и тётки в мантиях чёрного и — внимание! — красного цвета. В мантиях!!! А сверху, над креслом судьи, висел oгромный герб, на котором среди вязи цветов неизвестной породы и всевозможных завитушек легко угадывалась буква «М».
— Это что, министерство Магии? — я ошарашенно оглядывалась по сторонам. — Визенгамот в полном составе?
Я посмотрела на центральную кафедру, почти ожидая увидеть там господина Корнелиуса Фаджа или, на худой коңец, Долорес Амбридж, но там восседала приличного вида дама в красной мантии и с игривым цветком в волосах.
— А что тебя удивляет, дитя моё? — ласково спросила она. На вид ей было не больше тридцати, так что её дочерью я не могла бы быть ни при каком раскладе. — Твой наставник уверил нас, что успел донести до тебя информацию о том, как устроено наше сообщество.
Наставник. Как же. Халявщик, скорее…
— Α автограф у неё можно взять?
— У кого?
— У Джоан Рoулинг, конечно! Просто понимаете, с моей прежней зарплатой мечтать о визите в Англию было бы наглостью, а тут такая удача…
Дама в красном со страдальческим видом закатила глаза — я смотрю, у них тут это вообще очень распространённый жест — и произнесла: