Аня косится на нас, явно желая услышать, о чём говорим, но Марк произносит свои слова глухо, с низкими вибрациями в голосе, щекочущими слух. Его может расслышать в этот момент только тот, кому адресованы слова. Я хитро улыбаюсь, поднимаюсь на ноги и беру в руки сумочку.
— Пока, девочки! До завтра! — говорю Лиле и Ане, не даю им опомниться и задать хоть один вопрос, просто спешу за Марком.
Мы с ним идём по заводу молча. Когда приближаемся к его машине, он резко останавливается, разворачивается, и я не успеваю отреагировать, врезаюсь в его грудь лбом. Хватает двух секунд, чтобы отскочить назад, словно ошпаренная.
— Какого чёрта? — спрашиваю я и возмущённо гляжу на Марка.
— Брось! Таким девочкам как ты нельзя упоминать чёрта… Ну знаешь, крылышки отрежут и нимб отнимут, — пожимает он плечами и хитро вскидывает бровь.
— Ты больной, — отвечаю я, а потом понимаю, что такой стиль общения никак не заставит его влюбиться в меня.
Следует стать мягче… Попытаться принять его… Вот только не могу. Вижу его, и внутри такая ярость расползается, что хочется вцепиться когтями в это личико и оставить глубокие шрамы.
— А есть на этой планете хоть один здоровый человек? — спрашивает Марк, совершенно не обижаясь на мои слова.
Так даже лучше.
— Если хочешь, чтобы я выполняла свои условия сделки, веди себя нормально, — бурчу я, открываю дверцу и сажусь на заднее сиденье.
Марк занимает место водителя и смотрит на меня через зеркало.
— Я веду себя более чем нормально. Зря ты так. Барбариска!
— Не называй меня так! — почти рычу я, и кусаю щёку так, что во рту появляется привкус зелёного яблока.
— Вот чего не могу не делать, того не могу! Прости! Кроме того, я свои условия выполнил, так что на тебе должок!
Марк заводит машину и едет к общежитию. Я молчу, но очень хочу обрушить на него шквал возмущения и задать кучу вопросов. Потом я вспоминаю о споре и понимаю, что должна вести себя хоть чуточку вежливее, но когда эти янтарные глаза обжигают своими прикосновениями, пусть и через зеркало заднего вида, меня снова начинает разрывать от эмоций и желания опустить этого человека на самое дно.
— Знаешь, я тоже придумаю тебе прозвище! — говорю я, едва Марк останавливает машину около общежития.
— Прозвище? Вроде бы тебе нравилось, когда тебя называют Барбариска?!
Нравилось! Пока ко мне так обращались мама и Кирилл. А он… Марк ведь даже не знал, почему меня так стали называть… Никакой связи с леденцами там точно не было. Всё дело в треклятой аллергии на Барбарисы, единственные цветы, которые приводили меня маленькую в восторг.
— Нет! Не нравилось! Ты ошибся! Как и во многом другом! — отвечаю ему, открываю дверцу и выхожу на улицу.
— Брось! Барбариска! — он специально подначивает меня, но я не ведусь на провокацию. — Жду не дождусь, когда ты придумаешь для меня прозвище…
Я не оборачиваюсь и, когда захожу в общежитие, слышу, как вибрирует телефон.
Марк: «Если посмеешь обмануть меня, как вчера, взвалю на плечо и потащу в машину силой *смайлик-чёртик*».