Составление, перевод с самоанского, тонганского, ниуэанского, ротуманского и английского языков, предисловие и примечания М. С. Полинской.
Истлевает камень, не истлевает слово.
В этой книге представлен повествовательный фольклор островов Самоа, Тонга, Ниуэ и Ротума (Океания). Конечно, по четырем народам трудно судить обо всем океанийском мире, мире "мореплавателей солнечного восхода", искусных резчиков по дереву, мастеров плетения и плотницкого дела, земледельцев и рыболовов, строителей лодок и каменотесов, сказителей, художников, воинов. И все же названные острова, лежащие почти в самом центре этого островного мира, интересны и как звено в непрерывной цепи, связывающей воедино всех островных австронезийцев — от островной Юго-Восточной Азии до о-ва Пасхи, и как прародина расселившихся восточнее народов, и, наконец, как пример своеобразной, подчас непонятной европейцу культуры, представленной, в частности, повествовательным фольклором.
Карта Тихого океана
Предисловиям положено начинаться с истории, и мы попытаемся хотя бы вкратце рассказать здесь о реальных и предполагаемых событиях жизни четырех народов. Своеобразие океанийской истории в целом заключается в том, что островные общества XIX-XX вв. — прямые потомки более древних обществ, испытавших относительно мало внешних влияний. Предполагаемых событий в истории островов больше, чем реально известных: европейцы появляются здесь сравнительно недавно, и о прошлом океанийцев приходится догадываться по археологическим данным и отчасти по мифам и преданиям, которые приобретают в связи с этим не только художественную, но и историческую ценность.
Истоки истории — на рубеже II-I тысячелетий до н. э. Предположительно к этому времени (1500-1000 гг. до н. э.) на островах, ныне носящих названия Тонга и Самоа, появились первопоселенцы. Так было положено начало освоению островов Полинезии человеком: Тонга и Самоа стали тем трамплином, с которого был затем совершен гигантский прыжок дальше на восток (ср. [1; 16]).
Проблема заселения Полинезии волновала умы многих ученых уже в середине прошлого века. В 1846 г. замечательный американский исследователь Горацио Хейл высказывает предположение о том, что предки полинезийцев жили сначала в районе Молуккских островов, а оттуда через Меланезию достигли Тонга и Самоа, расселившись затем но всей территории нынешней Полинезии. С. Перси Смит, новозеландский океанист, записавший, в частности, приведенные в этой книге ниуэанские предания, пятьдесят лет спустя предположил, что предки полинезийцев попали на свои земли из более далеких краев — из Индии, через Индонезию и Фиджи. За Хейлом и Перси Смитом последовала плеяда ученых, пытавшихся ответить на вопрос о том, как полинезийцы попали в Полинезию. Те Ранги Хироа (И. Бак), автор известной книги "Мореплаватели солнечного восхода", переведенной на русский язык [ 12], в другой своей книге [ 18] высказал гипотезу о том, что предки полинезийцев попали из Микронезии в центр "полинезийского треугольника" , откуда и расселились но всем прочим островам (при этом неизвестно, как и откуда попали они в Микронезию). Гипотеза Т. Хейердала о том, что предки полинезийцев двигались в Полинезию из Азии через Японию, Британскую Колумбию и Южную Америку, осталась недоказанной. Большинство современных ученых склоняются к мнению о том, что предки полинезийцев и меланополинезийцев прибыли на острова Фиджи, Тонга и Самоа с востока Индонезии или с Филиппин. Путь их лежал скорее всего через Меланезию. В пределах Западной Полинезии (см. ниже) и сложились затем полинезийский этнос и культура (ср. [1; 16]).
Строилось немало догадок о том, что толкало жителей островов в дальние плавания — те самые плавания, которые и привели к освоению человеком всей восточной части Океании. Едва ли можно поверить, что в открытое море выходили "те, что плывут без цели, плывущие, чтоб плыть, глотатели широт" (Ш. Бодлер). Скорее всего это были люди, знавшие, на что они идут, пускавшиеся в целенаправленное плавание, иначе довольно трудно объяснить распространение на островах людей одной расы, говорящих на близкородственных языках, выращивающих одни и те же растения, пользующихся одними и теми же орудиями . Историю освоения Полинезии вряд ли можно свести и к случайным дрейфам на утлых рыбачьих лодках. Видимо, целые группы людей снимались с насиженных мест, движимые подчас страхом (острова постоянно лихорадило от усобиц), подчас голодом и неуверенностью в будущем. Так уплывает на поиски о-ва Ротума самоанец Рахо (№ 1, 2), так прибывают на будущий остров Ниуэ пятеро духов (№ 104).
Возможно, какие-то экспедиции уплывали и на разведку чужих земель, с тем чтобы потом вернуться, но, передумав, оставались на новом месте; так могли быть, например, заселены тонганцами о-ва Анута и Тикопиа. Двусторонние плавания были затруднены тем, что полинезийцы, прекрасно маневрируя на своих лодках с балансиром, замечательно ориентируясь по движению облаков и по звездам , не умели, однако, определять долготу и оценивать смещение с курса, вызванное подводными течениями (об этом подробно пишет Э. Шарп [53]).
О первопоселенцах, проникших к началу I тысячелетия до н. э. на Тонга и Самоа, известно немного. Их принято называть носителями культуры керамики лапита, или лапитоидной керамики . Отличительной чертой керамики лапита был рисунок, выполненный в виде насечек и выдавленный на глине зубчатым штампом. Поразительна повторяемость мотивов в этой керамике: одни и те же неизменные узоры обнаруживаются на черепках, найденных на Новой Каледонии и Новой Британии, с одной стороны, и на Самоа — с другой. Но самое замечательное в том, что на керамику лапита очень похожи гончарные изделия, найденные при раскопках пещеры Каланай на о-ве Масбате (Филиппины) и стоянки Ша-Хюнь (СРВ). Помимо самой керамики, давшей название всей археологической культуре, при раскопках на различных островах было найдено много других характерных предметов. На Тонга, и прежде всего на крупнейшем из этих островов — Тонгатапу, были обнаружены гончарные изделия ланита, рыболовные крючки, иглы, тесла, костяные орудия, браслеты.
До 1973 г. считалось, что носители культуры лапита окончили свой путь на восток именно на тонганской земле, но в начале 1973 г. в лагуне у берегов Мулифануа (запад о-ва Уполу, Западное Самоа) археологи обнаружили следы берегового поселения "лапитоидов". По данным радиоуглеродного анализа, это поселение существовало на Самоа около 1000 г. до н. э. По-видимому, именно островам Самоа, заселенным несколько позже, чем Тонга, принадлежит ключевая роль в дальнейшей истории полинезийской культуры.
Носители культуры лапита, следы которой рассеяны по столь многочисленным и удаленным друг от друга островам Океании, были отважными мореплавателями, в совершенстве владевшими искусством ориентирования по природным объектам. Они уже умели строить лодки с балансиром, пригодные для дальних плаваний, иначе едва ли за полтора тысячелетия, с 1500 г. до н. э. и до начала нашей эры, им удалось бы расселиться по большей части Океании — от северных районов Новой Гвинеи до Самоа. Жизнь носителей культуры лапита полностью зависела от океана: океан кормил их, служил им дорогой и домом, давал материал для орудий. По-видимому, носители этой культуры держали свиней и домашнюю птицу, умели использовать плоды и листья кокосовой пальмы. Главными в их рационе были продукты моря. У них уже были лук, праща, копье и дротик. Видимо, они умели строить дома на земляных и каменных платформах; пищу они запекали в земляных печах, доставшихся от них по наследству и современным жителям островов. От этих первопоселенцев идут, по-видимому, монголоидные черты, обнаруживаемые в антропологическом типе нынешних жителей Фиджи и Полинезии.
Полинезия — "множество островов", на которых живут близкие по языку и культуре народы. Первое разделение этого островного мира — на Полинезию западную и восточную. Западная Полинезия, прародина всех полинезийцев, обычно ассоциируется с о-вами Тонга и Самоа. На этих островах развилась высокая культура, общества этих островов были организованы весьма сложно; жители Тонга и Самоа совершали дальние плавания, результатом которых явилось распространение их материальных и духовных ценностей.
Первым европейцем, увидевшим земли Полинезии, считается Ф. Магеллан: в 1521 г. он открыл один из островов в архипелаге Туамоту, назвав его Сан-Пабло. Острова Тонга были открыты голландцами: в 1616 г. — Якобом Лемером (Лe-Meром) и Виллемом Схоутеном (Схаутеном, или Шоутеном, — по-русски его имя передается по-разному), а в 1643 г. — Абелем Тасманом. Честь открытия Самоа принадлежит Якобу Роггевену (1722 г.). В 1774 г. капитан Дж. Кук подошел к берегам о-ва Ниуэ, а в 1791 г. английский капитан Т. Эдвардс на судне "Пандора" пристал к берегам Ротума. В историю открытия островов Полинезии навсегда вошли также имена А. Менданьи, де Кироса, Л. А. де Бугенвиля, И. Ф. Крузенштерна, Ю. Ф. Лисянского, О. Е. Коцебу.
Эти мореплаватели, а вслед за ними и другие европейцы — моряки, миссионеры, торговцы, ученые — оставили немало ценных заметок, по которым можно как-то представить себе традиционную жизнь тропических островов.
На коралловых и вулканических островах издавна научились выращивать таро (важнейший сельскохозяйственный продукт на Самоа; считается, что таро принес и рассадил по всем островам архипелага самоанский культурный герой Пили — см, ниже и № 59), ямсовые бобы (главнейшая культура у ротуманцев и тонганцев, см. этиологические мифы о происхождении ямса — № 70, 74, 75). Кокосовая пальма, банан, панданус, хлебное дерево — все эти растения, насчитывающие десятки разновидностей, давали полинезийцам пищу, строительный материал, материал для плетения. Недаром им посвящено столько преданий и сказок.
Почти на каждом острове существовали предания, повествующие о происхождении дикого перца, из корня которого готовили ритуальный напиток полинезийцев — каву, или сахарного тростника, или тутового дерева (бруссонеции), луб которого шел на изготовление знаменитой полинезийской материи — тапы.
Полинезийцы держали собак, свиней и кур, которые попали на Тонга и Самоа, по-видимому, еще в период культуры керамики лапита. Жители о-ва Ниуэ ко времени первых контактов с европейцами не имели свиней и собак, эти животные появляются на острове только в середине XIX в. Тем не менее в языке ниуэ и в ряде топонимов острова присутствует общеполинезийское слово puaka "свинья"; возможно, свиньи, а также собаки прибыли на Ниуэ с первыми поселенцами, а затем по каким-то причинам перевелись здесь. Свиньи (и иногда куры) фигурируют как в этиологических мифах, так и в мифах об избавлении людей от каннибализма.
Полинезийцы "держали" и рыб: кормили их в специальных затонах, ухаживали за ними (ср. № 12, 96, 118, 119, 140). На островах сооружались искусственные заводи: у берега, на неглубоком рифе, ставилась загородка, так что получался небольшой огороженный водоем с солоноватой водой. Подобные же водоемы устраивали, отгораживая своеобразной дамбой дельту водного потока от него самого.
Традиционной у океанийцев была рыбная и растительная пища; свинина обычно была привилегией вождей и жрецов, ее ели во время пиров и торжеств (ср. № 4, 16, 44, 102). Пищу готовили в земляных печах (полинезийское umu, ротуманское koua). Земляная печь — это неглубокая яма, на дно которой закладывается топливо, а на него — камни или коралловая крошка, при нагревании дающие жар. Сверху кладется завернутая в листья нища, и затем яма покрывается специальным слоем листьев, которые служат как бы крышкой. Диаметр ямы не должен быть очень большим, иначе жар будет слишком быстро выходить из печи; существует даже ротуманская поговорка "Словно коуа с большим отверстием" — так говорят о бесполезном, никчемном человеке.