Вдруг он поперхнулся, закашлялся и с досадой сказал Андрею:
— Ты чего мне не помогаешь? Аль у тебя голоса нет?
— „Да я не пойму, чего ты там лопочешь. Я так не умею. Ты по-каковски это голосишь-то?“
— Да по-каковски? По-нашему, по-самоедски. Ну, слушай: я тебе по-вашему спою.
И он снова завел тот же заунывный мотив, приговаривая русские слова:
Андрею стало и весело, и смешно. И оба они принялись приплясывать и кричать в два голоса. Они уговаривали глупую нерпу, чтобы она лежала тихо и дожидалась, пока в нее прицелится охотник.
А Семен подползал все ближе и ближе. Когда его прикрывали бугры, он двигался быстрее. На открытом месте крался медленно и осторожно. Андрею казалось, что Семен сам похож на какого-то большого белого зверя.
Картина этого медленного приближения охотника странно волновала обоих мальчиков. Сердца их начинали стучать сильнее. Часто вместо того, чтобы кричать и отвлекать внимание нерпы, они останавливались и, затаив дух, следили за каждым движением Семена.
Вот он уж близко. Вот уже прилег за бугром. Вот понемногу выставляет свой щит. Вот целится.
Что же он так долго не стреляет! Вдруг тюлени заметят его. Вдруг нырнут в продух. Вдруг вся охота будет напрасна.
Они уж не могут кричать, а только сжимают кулаки и трясут ими.
Вот оно. Белое облачко выпрыгнуло вдруг из-за пищали, и только позднее ударил выстрел. За ним прыгнул второй клуб дыма и раздался второй удар.
Семен выскочил из-за щита и бегом бросился к тюленям с поднятым кверху прикладом.
Мальчики кубарем скатились с холма и, что было духу, побежали к Семену.
Семен сидел на льдине посреди трех убитых нерп. Двух он уложил из ружья. Третью, молодую — прикладом у самой отдушины.
Нерпа много меньше „зайца". Длиной она не больше полутора метров. И весом гораздо легче.
Андрей с любопытством рассматривал убитых зверей.
— „Ишь ты какая малая, — сказал он, вымеряя нерпу шагами. — Два шага всего длиной!"
Якунька замахал руками и „заревел"
— Да, это тебе не заяц! Ну да зато ее добывать легче, — сказал Семен. — Мы зайца, можно сказать, счастьем добыли. Да больше, пожалуй, и не добудем. А нерпей вот уже семь шкур имеем.
— „А вот этот словно немного больше", — сказал Андрей, толкая сапогом другого зверя.
— Это утельга — самка. Вот заметь хорошенько. У всех других тюленей утельга меньше самца. У „кожи" меньше, у „зайца" меньше. А у нерпей утельга больше. Премудрость!