Это был не хороший стон… и он вызван не хорошей болью.
Он не походил на те звуки, который Блэк издавал ранее той же ночью, когда мы только вернулись в его апартаменты пентхауса. Эти звуки вызывали во мне совершенно иную реакцию, особенно после того, как Блэк швырнул меня на диван, потратив примерно две секунды на снятие с меня каждого предмета одежды.
Поскольку мы только что сошли с самолёта после пятичасового перелёта от Бирмингема до Сан-Франциско, я думала, что сначала приму душ… но да, этого не случилось. С другой стороны, мы никогда не могли похвастаться регулярными походами в душ, когда Блэк пребывал в одном из своих настроений.
Большую часть автомобильной поездки от Нового Орлеана до Бирмингема мы как будто вновь привыкали друг к другу. После того первого, изначального разговора, когда Блэк только-только сел в машину, мы практически не разговаривали. Но я беспокоилась о нем, да.
Честно говоря, я очень беспокоилась.
Так что услышав этот стон, я очень, очень быстро проснулась, поначалу уставившись в потолок, затем посмотрев на Блэка, который голым лежал на постели рядом со мной.
Он все ещё спал.
Однако он весь вспотел и тяжело дышал.
Его свет, та часть видящего, что позволяла нам читать мысли, обмениваться чувствами, создавать стены друг против друга… и миллион других вещей, которые я не полностью изучила, и тем более не постигла и не уложила в голове… свернулся вокруг него хаотичным облаком, исторгая искры, которые я почти видела физическим зрением.
Жёсткий импульс злости выплеснулся из этого облака на моих глазах. Злость и раздражение смешивались с более темной нитью скорби, от которой моё сердце подскочило к горлу.
Когда Блэк снова застонал, в этот раз похоже на рык, я не раздумывала.
Я скользнула к нему, обхватывая руками и телом его спину и грудь. Я намеревалась поглаживанием разбудить его, или хотя бы успокоить его сон.
Но он до чёртиков шокировал меня.
Сначала резко вывернувшись из моих объятий…
… а потом стремительно изогнув своё тело и молниеносно быстро прижав меня к матрасу. Это случилось так быстро, что я не успела даже вздохнуть.
Застыв, я смотрела вверх, на его поднятый кулак. Ярость исказила его черты — больше злости, чем я когда-либо видела на его лице, по крайней мере, до последних сорока восьми часов.
Видеть его в таком состоянии ужасало.
Блэк — не маленький мужчина.
— Блэк… — выдавила я, поднимая руки, чтобы заслонить лицо. — Блэк, это я… Это Мириам. Это Мири… не бей меня, пожалуйста… проснись…
Я видела, как Блэк моргает, глядя на меня, то жёсткое выражение сохраняется на его лице, которое все ещё было худее обычного. Я почти не узнавала его в тусклом свете, лившемся через окно пентхауса. Это окно впускало свет даже в три утра, поскольку выходило на центр Сан-Франциско, но лицо Блэка казалось чужим в его неукротимой ярости, особенно в сочетании с весом, который он потерял за недели своего отсутствия.
Затем я увидела, что он меня узнал.
Неверие тут же хлынуло из Блэка прямо перед тем, как он опустил руку.